Уллубий вошел во двор, прошелся по веранде, по комнатам второго этажа. Здесь почти ничего не изменилось, все осталось таким же, как прежде, разве что обветшало без присмотра.
Из соседнего дома вышел мужчина средних лет и стал настоятельно приглашать гостей зайти к нему, отведать его хлеб-соль. Отказаться — значило бы нанести человеку обиду. Аульчане вернулись к себе, а шестеро приезжих пошли вслед за гостеприимным хозяином. На столе появился хинкал с чесноком. Быстро завязалась живая, непринужденная беседа.
Хозяин дома — Гаджи — оказался одним из активнейших в ауле сторонников новой власти. Он воевал в отряде Махача, был ранен. После ранения вернулся домой.
Заговорившись, не заметили, как стемнело. Стали собираться. Но Гаджи и слышать не хотел о том, чтобы отпустить их на ночь глядя. Он напомнил гостям старинный народный обычай, согласно которому гость с того момента, как он переступит чужой порог, попадает в полное распоряжение хозяина. Только хозяину теперь принадлежало право решать — отпустит он дорогих гостей или пожелает задержать их у себя.
— Ваше дело было — входить в мой дом или не входить. А уж уходить вам или оставаться, буду решать я, — весело сказал Гаджи.
— Ну что ж, стало быть, мы ваши пленники, — согласился Уллубий.
Гаджи, уверившись, что его гостеприимство никому не в тягость, разговорился. С увлечением вспоминал он все новые и новые эпизоды своей биографии, а потом сказал задумчиво:
— Скоро вернусь обратно к Махачу в отряд. Говорят, Гоцинский опять собирается напасть.
— У Махача войск достаточно. Оставайся-ка лучше здесь, — сказал Уллубий. — Собери отряд из местных ребят. Обучи их как следует. Военный опыт, я вижу, у тебя есть. А оружие мы тебе предоставим… Жаль только вот, что лошадей у вас нет…
— Лошади у нас свои найдутся, — сказал Гаджи. Идея Уллубия, как видно, пришлась ему по душе. — Только ведь в отряде-то меня ждать будут…
— Это я беру на себя, — успокоил его Уллубий. — Увижу Махача и передам, что дал тебе другое, более ответственное задание.
На том и порешили. Гаджи сказал, что через несколько дней обязательно приедет в Петровск. За оружием.
Второй день пути выдался еще более жарким. Не будь ветерка с моря, просто нечем было бы дышать.
В полдень отряд: прибыл в аул Отемиш. Тут дела были так хороши, что не было никакой нужды задерживаться надолго. Выяснив, что в ауле уже организован небольшой, но крепкий партизанский отряд, и недолго поговорив с активистами, Уллубий с бойцами направился дальше, в даргинские аулы, расположенные высоко в горах.
Дорога теперь шла круто вверх. И чем выше в горы подымался маленький отряд, тем становилось прохладнее, тем легче было дышать, тем увереннее несли лошади своих седоков. Трава на пастбищах здесь была совсем зеленая.
— Ну что, привал? — спросил Уллубий, увидев в стороне от дороги родник.
— Не мешает! Водички родниковой попьем! — радостно отозвались его спутники.
Всадники спешились, подошли к роднику. С деревянного желоба, установленного на скалистом обрыве, стекала тоненькая струйка прозрачной воды. Струя падала в углубление, выдолбленное в камне, наподобие корытца, и оттуда уходила дальше, пропадая в земле.
— Вот это водичка так водичка! — радовались красноармейцы. — Аж зубы ломит! Такую бы воду да к нам в Петровск…
Напившись вдоволь, они подвели к водопою коней.
— Как думаешь, Джалалутдин, не пообедать ли нам? — сказал Уллубий, блаженно растянувшись на траве и глядя, как льется в каменное корытце струя воды, разбиваясь на тысячи блестящих брызг. — Ну-ка, ребята! Что там у нас припасено из съестного?
Красноармейцы расстелили на траве бурки, вытащили из хурджинов чуреки, сыр, вареное мясо.
— Оказывается, правду говорят, что на воздухе аппетит волчий, — сказал один из бойцов, уплетая свою порцию.
— Можно подумать, что ты раньше страдал отсутствием аппетита, — под общий смех ответил ему кто-то из товарищей.
Они уже совсем было заканчивали свой незатейливый обед, как вдруг раздались винтовочные выстрелы и над самыми их головами просвистели пули. Бойцы, не дожидаясь команды, бросились к коням. Уллубий успел вскочить в седло, но тотчас же вынужден был спешиться.
— Что с тобой? Ранили? — бросился к нему Джалалутдин.
— Да нет, не меня. Коня, кажется, подстрелили, — ответил Уллубий.
И в тот же миг конь его рухнул сперва на колени, а потом на бок. Из груди его струей била кровь.
— Вот бандиты! Я пойду разведаю, кто это? — сказал Джалалутдин, хватая винтовку.