Так прочно он тут с нами сжился,
Что, расставаясь, прослезился.
Ирония двустишия заключалась в том, что срок пребывания губернатора на его посту волею судеб оказался ничтожно мал: он прогубернаторствовал всего-навсего четыре месяца.
Появление Уллубия для всех явилось приятной неожиданностью: никто из них не знал о телефонном звонке Гамида и даже не подозревал, что Уллубий собирается приехать. Высокий, стройный Джелал-Этдин Коркмасов встал из-за стола и двинулся ему навстречу. Широко улыбаясь, он взял в обе руки руку Уллубия и долго ее отпускал ее, ласково вглядываясь в его изменившееся, похудевшее лицо. «Да, юноша, — говорил его взгляд, — неважный у тебя вид». Впрочем, у самого Коркмасова вид был немногим лучше: усталое, желтое от бессонных ночей лицо. Преждевременно поседевшие, давно не стриженные густые волосы еще больше старили сорокалетнего Коркмасова. Уллубий не видел его уже два месяца: с того дня, как он прибыл сюда, в Темир-Хан-Шуру, с астраханским отрядом. По предложению Уллубия Коркмасов был тогда назначен председателем ВРК.
Поднялся навстречу Уллубию и Махач, как всегда элегантный, стройный, подтянутый, в неизменной своей инженерской тужурке. А порывистый Абдурахман, юное лицо которого и сейчас казалось совсем мальчишеским, не ограничился простым рукопожатием, а крепко стиснул Уллубия в сильных мужских объятиях. Этот юноша с нежным, девичьим овалом лица и чистыми голубыми глазами, несмотря на молодость, недавно стал здесь, в Шуре, ни больше ни меньше как председателем ЧК.
Давным-давно уже канули в прошлое те времена, когда в глазах Махача и Коркмасова Буйнакский был никому не известным молодым юристом. Давно уже эти старые борцы, имена которых гремели на весь Дагестан, эти заслуженные, славные аксакалы революции привыкли считаться с Уллубием как с человеком влиятельным и разговаривать с ним, что называется, на равных. Более того, они вынуждены были признать, что в ряде случаев, когда революционная ситуация обострялась до предела и была чревата серьезным кризисом, он оказывался куда проницательнее и дальновиднее, чем они. В конце концов, не кому другому, а именно ему обязаны они тем, что темные силы контрреволюции были разгромлены и в городе восстановлена революционная власть.
Радость их при внезапном появлении Уллубия была самой неподдельной. Каждому было о чем порассказать. Они рассказали об успешно прошедших выборах в облисполком, о конфискации в пользу Советской власти всех земель и промыслов князя Тарковского, кутанов и прочих владений помещиков Казанашева, Мавраева, Капланова. Рассказали о записи добровольцев в Красную Армию. Сообшили, что во все округа посланы агитаторы, призывающие народ вооруженной силой поддержать Советскую власть, Коркмасов сообщил также, что вместо самозванца Гоцинского Военревком объявил имамом Дагестана Али-Хаджи Акушинского.
— Теперь у нас в бойцах недостатка не будет, — закончил свой рассказ Махач. — Дело только за оружием. Эх, будь у нас оружие, — пылко воскликнул он, — я нанес бы такой удар, после которого они бы уже не оправились!
— Оружие будет, — заверил его Уллубий. — Северо-Кавказский округ поможет. Они обещали прислать две четырехдюймовые пушки, батарею шестнадцатидюймовых орудий, тысяч шесть снарядов к ним. Двадцать пять пулеметов, пятьсот винтовок… Не так мало…
Махач просиял, но тут же, вздохнув, заметил, что то и дело приходится вести оборонительные бои па разных участках фронта: на чиркейском, на каранайском, на араканском…
— Да, тут у нас еще одна новость, — сказал Коркмасов. — В горах турецкие эмиссары появились. Гоцинский послал в Турцию послов: внук Шамиля поехал и еще два офицера. Обратились к меджлису с просьбой о помощи. Тот просьбу удовлетворил, и вот недавно первые отряды турецких войск уже прибыли в Касумкент и Кумух.
— Час от часу не легче! — воскликнул Уллубий.
— Пока ничего страшного не произошло, — продолжал Коркмасов. — Говорят, что Узун-Хаджи, выехавший им навстречу, произвел на них неблагоприятное впечатление и воротился назад, так ни до чего и не договорившись… Похоже, что турки с нами воевать не собираются.
— Зачем же тогда они сюда пожаловали?
— На всякий случай. Говорят, что, если возникнет угроза со стороны русских, будут защищать ислам и шариат.
Да, ситуация была довольно сложная.
— Там у вас в казармах какой-то скандал назревает? — спросил Уллубий и кинул быстрый взгляд на Ляхова, который сидел, не вмешиваясь в общий разговор, и хмуро курил. Лицо его загорело до черноты, вылинявшая гимнастерка потемнела от пота. Видно было, что он явился сюда прямо из какой-то очередной боевой передряги.