Не зря Тимченко всю жизнь провел во внутренних войсках, он прекрасно был осведомлен о подобных технологиях и лишних вопросов не задавал. Но проявлял колебания.
– Знаете, товарищ прапорщик, – заметил я, повышая голос. – Если что, я местным стукну, как ты в Чечне менял жизни русских солдат на гранаты для боевиков. Знаешь, что с тобой станет на фоне всеобщего патриотизма?
– Тише вы! – зашипел Тимченко. Угроза на самом деле таила в себе серьезную опасность. – Зачем так громко?
Х х х
На следующий день все произошло почти так, как планировалось.
На случай дотошного инспектора я выучил наизусть данные паспорта Леонтия Тимченко.
Час свободы приближался. Тимченко дрожал то ли от страха, то ли от огорчения из-за непредвиденного ограничения свободы еще на сутки. Я сам волновался и не обратил внимания, когда позади Тимченко нарисовался один из пожарных. Его огромный кулак неожиданно обрушился на плешивую голову тыловика. Леонтий произвел громкий метеоризм и обмяк, словно пронзенный иглой старый воздушный шарик.
Я замер от неожиданности.
Подполковник-экономист, сидя на нарах, поинтересовался:
– Он, правда, гранаты чеченцам продавал?
Я понял, что это серьезно. Судьей я быть не собирался:
– Дело закрыли за отсутствием… Точно никто не может сказать…
– Понятно, – подполковник зловеще потянулся.
Сержант-мародер подвигал челюстью. Обыкновенно таким образом борцы и боксеры разминают шею перед тем, как кому-нибудь накидать. Я знаю, я сам так делаю.
Все обитатели камеры принимали в происходящем живое участие. Кроме бухгалтера, обворовавшего завод, бухгалтер старательно отворачивался к стене и даже неумело изображал храп.
– Здесь наверняка утверждать нельзя, – настаивал я, жизнь Леонтия повисла на волоске. – Зачем вы это сделали?
Пожарный как бы даже с некоторым удивлением осмотрел свой кулак, и они с товарищем принялись укладывать тряпичное тело на нары…
– Рауш-наркоз, – вместо пожарного ответил подполковник. – Это даже полезно, даже в медицинских учебниках написано. Не парьтесь, майор, будет жить. Это ж все для вас. Думаете, вы с ним договорились, и он честно притворится спящим, когда придут выпускать на волю? Сколько вы были знакомы? Несколько часов в Чечне, вчера и сегодня? Лично я с ним две недели делю жилплощадь. Никуда бы вы не вышли под чужой фамилией. Он вас кинет при первой возможности. Зато теперь выйдете. Действительно вроде как спит.
Судя по тому, с каким вниманием слушали подполковника, именно он спланировал операцию и распределил роли.
– Почему вы это сделали? Вам-то что с того? Вы ж меня не знаете.
– Зато я его знаю, – подполковник брезгливо кивнул на Леонтия. – Я и тебя знаю. То есть не лично, но слышал несколько раз. О тебе с уважением отзывались люди, которым я доверяю.
Продолжение
Х х х
Существовала реальная угроза, что меня узнает кто-нибудь из сотрудников СИЗО. Но, во-первых, я старательно смотрел в пол, и потом, все же я не Иосиф Кобзон. Пока все шло в штатном режиме.
Невыносимо долго инспектор пытался найти сходство моего лица с фотографией Тимченко. Мы не братья-близнецы, но на руку сыграл тот факт, что после удара прикладом лицо прапорщика представляло один сплошной кровоподтек, именно этот снимок разглядывал инспектор.
Я расписался в указанных местах, получил личные вещи Тимченко и уже был готов с чистой совестью сделать последний шаг к свободе, как вдруг в тесном тамбуре КПП столкнулся с Расулом. В глазах опера вспыхнуло удивление. Я понял, что план летит к черту.
Я прямо-таки разглядел, как внутри организма заработал маятник. Он никак не мог решить, как поступить. Маятник качнулся, и вот передо мной уже висели три дополнительных года за побег. Маятник качнулся…
…Расул опустил глаза и прошел мимо, стараясь не коснуться. Какой мотив взял верх? Явился образ распутной жены, и человек спросил: как поступить? может быть, образ действий майора Летягина самый верный?
Х х х
Машина стояла в условленном месте. При моем появлении у стажера Игнатикова открылся рот. Он определенно не ожидал меня увидеть, предполагая иное развитие событий, однако удержался от расспросов. С места водителя через окно на мою фигуру с любопытством уставилось молодое лицо симпатичной блондинки, при этом вокруг нее оказался свежий, довольно дорогой «Лексус».
Стоило коснуться ручки дверцы, как на территории СИЗО включилась сирена, будто я включил сигнализацию. Скорее всего, тревогу подняли из-за меня. Сработали служебные инстинкты Расула? Или произошло другое ЧП? Но, как однажды выразился писатель Хемингуэй, если колокол звонит, значит, это по тебе. Я запрыгнул на заднее сиденье и велел трогаться. Приходилось напрягаться, чтобы голос звучал спокойно, и хрупкая водительница не свалилась в обморок от страха.
Идиот стажер! Не мог выбрать транспорт проще и неприметней, а водителя из нормальной гендерной категории!
«То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя». Пушкин! С вьюгой такое тоже случается, и все же главный поэтический гений России за двести лет предвидел, как будет звучать сирена СИЗО в Сибири в двадцать первом веке. Вся улица Волочаевская, от проспекта Дзержинского до барахолки, погрузилась в вой и страх.
– Это побег? – хладнокровно поинтересовалась блондинка, втянув носом воздух и разворачивая машину.
Бесспорно, ванна мне не помешала бы. Запахи камеры отличает необыкновенная липучесть, теперь одежду только химчисткой можно исправить.
– Похоже на то, – признался я, потому что впопыхах не смог придумать иное, более приличное, объяснение.
Я был готов к тому, что барышня примется тормозить, тогда придется вытаскивать ее из машины, брать управление на себя. Может, это и не самый плохой вариант. Но мы уверенно набирали скорость.
Ворота тюрьмы разошлись, на хвост «Лексусу» свалились два автомобиля, раскрашенных в цвета МВД. Включились мигалки, вой сзади превратился в хор.
Не стану описывать подробности невероятной поездки, скажу только, что мы несколько раз оказывались на встречной полосе и были на волосок от смертельного лобового поцелуя, однако прекрасная блондинка всякий раз успевала крутить руль, будто тренировалась для съемок в сериале «Форсаж». При этом сворачивала в самые немыслимые переулки частного сектора. Даже я, человек, которому по долгу службы положено знать все подворотни в городе, скоро перестал понимать, где мы находимся.
Остановились возле глухого забора из металлического профиля. Звук полицейских сирен удалялся, пока не растаял.
Стажер, профессионал мотокросса, открыл дверцу и с благодарностью взглянул в чистое небо.
– Больше никогда не сяду в машину, которой управляет женщина, – заявил он, ни к кому не обращаясь.
– У вас замечательно получается, – похвалил я. – Попробуйте отправить резюме в «Формулу-1». Где учились?
– Нигде. Я только вчера права получила. В автошколе ездила. Сегодня мой первый самостоятельный… э-э…
– Полет? – подсказал Игнатиков.
– Где мы? – девушка растерянно обводила глазами местность.
Отняла руки от руля. Руки тряслись прямо от локтей, как после отбойного молотка. Перехватив мой взгляд, снова схватилась за руль.
– Ты где такую взял? – обратился я к стажеру.
– На улице, вы же сами велели. Поднял руку, она остановилась. Я какому-то корыту махал, а она останавливается. Я понятия не имел, что в Новосибирске подрабатывают на «Лексусах». Зря вы ноете, что у вас уровень жизни низкий, а в Москве не знают, куда деньги девать.
– Просто стало страшно одной, одиноко. Я ж ни одного знака толком не выучила. Думаю, приличный молодой человек. Думаю, поедем, он мне будет подсказывать, где разгоняться, где сворачивать. И деньги не лишние.