Продолжение
Вечера я ждал с таким нетерпением, будто мне пообещали премию в размере оклада за год. А вся-то перспектива – диктофон.
Странный он, человек! Ничего хорошего от записи нельзя было ждать. Ну, свалится на бедную голову еще один килограмм грязного белья моей жены. Мне это зачем? Что ли на самом деле самая гадская правда в сочетании с грязным бельем любимой женщины для мужчины важнее и нужнее приятных заблуждений?
Где-то в глубине теплилась подленькая мыслишка: вдруг услышу, как она меня любит, а роман с Петровичем – трагическая случайность и ошибка. Почему подленькая? Потому что я слабохарактерно был готов поверить в ту же приятную ложь и найти оправдание для Кати даже под напором неопровержимых доказательств измены.
Сегодня дома за ужином холодным голосом предложу расстаться навсегда. Или правильнее расстаться на время? По-хорошему, надо бы навсегда. Но хватит ли сил? Раньше они, точно, были. Куда девались теперь? Отжимаюсь, подтягиваюсь, пресс – крепче танковой брони, не пробьешь. Но где сила, чтобы справиться с предательством и расстаться?
Главное, понятно без всяких учебников психологии: лучше не будет, будет только хуже.
Суммарного контента в диктофоне набежало на час с лишним.
Несколько телефонных переговоров с коллегами…
Разговор с подругой Надей, вроде, меня не касался, а относился к некоему платью в полосочку, по поводу которого Катя никак не могла решиться: вроде бы, и ничего, но дороговато, и не то, чтобы дорого, а с чем надевать? в конце концов, с чем, найдется, но опять же куда надевать? Мне все равно стало горько, что в обсуждении никак не фигурировал муж, что, дескать, Сереже бы понравилось, и вообще все мои платья для него одного. Платье в полосочку, определенно, планировалось не для мужа, а ради неких отдельных от него жизненных обстоятельств.
Днем в машину к Кате подсел некий Женя, голос которого сразу показался мне знакомым.
Да это же известный Евгений Андреевич Зонов, бизнесмен, депутат и даже пароход! Кроме шуток, акваторию Оби бороздит моторная яхта «Евгений Зонов». А голос я слышал по телевизору.
Катя делала с Пароходом пару телевизионных интервью, но в семейном кругу ни разу не упоминала о каких либо внеслужебных контактах.
Диктофон отобразил, как Пароход подарил Кате цветы, и звук поцелуя.
Катя сказала: спасибо.
Может, он ей руку целовал? Не знаю. Это явно не деловая встреча. Они были прочно на «ты». А тембр голосов не смог бы обмануть даже глухого – так могут ворковать только люди, межу которыми существует близость. Они договаривались о встрече через четыре дня.
– Что скажет муж? – игриво интересовался Пароход.
– Придумаю, что-нибудь, – небрежно отмахнулась от меня Катя. – Не первый раз.
– Сможешь выбраться на всю ночь?
– Часов до двух точно.
Я едва не задохнулся от цинизма и веселой энергии, с которыми моя молодая жена вела свою тайную, но истинную жизнь. Даже на могиле Петровича еще не завяли гвоздики.
Дома Катя уминала в вазу жирный букет роз.
Я спросил, от кого?
– Да, там, на работе… У нас сегодня был конкурс флористов в прямом эфире. И все наши потом разобрали.
Х х х
Увы, насчет шерсти Витицина я ошибся.
На следующий день Витицина отпустили из больницы. Вернее он сам отпросился, когда избитый мозг оказался в состоянии переваривать числа в рублях за томографию и другие медицинские исследования.
Справедливости ради стоит упомянуть, что в Москве подобные процедуры обошлись бы минимум вдвое дороже, но даже сибирская бесплатная медицина миллионеру показалась темной засасывающей бездной, прямо-таки пугающе бесплатной.
– Я чувствую себя гораздо лучше, чем в лучшие годы своего самого крепкого здоровья, – доказывал он врачу. – Отпустите меня. Моему организму противопоказаны томография, а тем более МРТ. Я от них слабею. Кроме того от родителей мне достался рецепт некоего чудодейственного бальзама из смеси водки, чистотела и чеснока, мгновенно исцеляющей любые раны. О, если бы получить патент!
Обескураженный доктор хотел посоветовать: если не хватает сбережений, каждый гражданин России вправе рассчитывать на полис медицинского страхования. Но вспомнил, что «все уже украдено до нас», остался только гипс. То есть, исходя из нынешнего состояния страховой медицины, лучшим средством от синяков оставались гипсовые повязки – под ними синяки как бы исчезали сами собой. А льготное МРТ обыкновенному пациенту полагалось через четыре месяца. Бесплатная медицина таила в себе и другие тонкости.
Насчет родителей Паша врал, а рецептом действительно владел. Витицин вернулся в ведомственную гостиницу, и вскоре ее коридоры наполнились слезоточивым чесночным газом.
Один из командировочных полковников, принюхиваясь на ресепшене, остроумно заметил: вампиров травите?
Попов и Игнатиков застали разгар самолечения.
– Ого, – уважительно отозвался Игнатиков, разглядывая травматизм. – Только что с фронта?
– Вы не поверите, – закряхтела жертва прибрежной братвы, – сколько здесь, в Сибири, во глубине, так сказать, стоят болезни! Откуда они взяли такие цены? Сколько они здесь все получают, если могут столько платить за болезни? Ах, да! У них же нефть!
Ваню и Сашу мало интересовали чужие несчастья, у них своих хватало, и они перешли к своему делу. Ни много, ни мало, Паше предлагалось взломать местный полицейский сервер при том, чтобы никто не заметил.
– Офанарели? – Витицин на миг даже забыл о боли.
– Не дрейфь, нам от тебя вообще ничего не надо, – упрощал ситуацию Игнатиков.
И обратившись к Попову, уточнил:
– Вань, что нам от него надо?
– Есть девушка в местном СИЗО, нужен план тюрьмы.
— Однажды я от скуки организовал побег из «Шатаха», – признался хакер после размышлений. – Это самая крутая тюрьма Израиля, где содержатся террористы. Разумеется, я его произвел в виртуальном смысле. Что-то вроде игры «Сбеги из тюрьмы». На разработку потребовалось полтора месяца, при том я предусмотрел, что тамошняя публика пойдет на все, хоть на убийство, хоть на атаку ракетами… На изучение слабых мест знаменитой американской тюрьмы «Гуантанамо» потребовалось два месяца. Утверждаю, как специалист: чтобы вытащить девушку из новосибирского СИЗО, понадобится полгода одних только виртуальных опций.
Ваня и Саша замерли, пораженные технологической мощью пенитенциарной системы Западной Сибири.
– Неужели наши разработки лучше, чем в Америке? – в голосе Попова звучала безысходность человека, обреченного на длинный-длинный целибат.
– Не совсем так. Просто об известных тюрьмах в сетях собраны огромные досье. Сняты документальные и даже художественные фильмы. Но, вряд ли кому-то пришло в голову хоть что-нибудь выложить про Новосибирский изолятор. Легче вынуть зека из «Абу Кабира» или даже «Карандиру», это в Бразилии, чем из Новосибирска.
Х х х
Тогда два увлеченных и глубоко мотивированных стажера придумали исход, вовсе не связанный с виртуальным хай-теком.
Дядя Витя назвал имя следователя, разрабатывающего наркотическое прошлое Лизы Гореловой. Того звали очень красиво – Хаджимурат Вышегуров из Центрального РОВД.
Шофер и по совместительству охранник дяди Вити, имевший опыт сидельца, поделился не менее важной информацией. В СИЗО, как и положено, имелись кабинеты для допросов, но были они такими вонючими и мрачными, что редкому следователю нравилось вести там задушевные беседы со столь же мрачной клиентурой.
Проще говоря, в массе своей правоохранительный контингент предпочитал, чтобы клиентуру для допросов доставляли, что называется, на дом, непосредственно в райотделы.