Потому что это были его леопарды. Сумасшедшие.
Они глодали гроздья прямо с виноградников, гроздья вместо самих виноградарей. Пятнистые кошки истощали, ребра обтянулись леопардовой кожей. А какая же еще у них может быть кожа, они ведь леопарды. Были — леопардами, когда-то, до встречи с Дионисом.
Это испытание, сказал он себе, модель, план. Два существа, которые не люди — проба творческих сил. Он бы сказал — проба стила, если б смертные его ареала знали буквы и имели писцов, как жители страны Кемт. Его кошки, способные свалить быка, скоро свалятся в обморок, в два обморока, если он не отпустит их.
Они не могли тронуть девочку. Они изничтожали друг друга тем, что во власти Афродиты было любовью, переходя под крыло Артемиды — размножением, а у него, нового бога, — как назвать-то?
В общем, они не умели остановиться.
Девочка увидела раньше времени, как это бывает. Девочка не могла бы увидеть такого нигде. Ни у собак, ни у каких-то еще животных. Потому что только две пятнистые кошки испытали на себе кое-что, привнесенное в мир Дионисом.
Дионис погладил девочку по голове. Та подняла на него большие изумленные глаза. К сожалению, у нее один путь в жизни. Достигнув совершеннолетия, она начнет искать неземного и сделается менадой, полубезумной вакханкой.
А может, к счастью.
Парис и Елена долгое время были счастливы. Во-первых, у них не было детей. Во-вторых, все вокруг им завидовали, многие ненавидели. В-третьих, жизнь их могла оборваться в любой следующий день. Эти три вещи, взятые вместе, способны сделать счастливым кого угодно.
Но Парис был счастлив без остатка. Елена ждала чего-то еще.
Наивные люди! Они-то думали, Елена Прекрасная разрывается между любовью и долгом, между страстью к Парису и отчаянием, что стала причиной войны, предала мужа… Если б они знали, если б могли догадаться…
Изумительной красоты лазутчик тосковал в чужой крепости.
Проснувшись этим утром, девушка с нездешней кожей сразу вспомнила вчерашний обморок. И подлинное, новое счастье: в чужой крепости она под защитой.
А эти люди вокруг — что ж, они в большинстве своем да, беззащитны.
— За стенами Трои прошлой ночью собрались сразу пять избранных. Вам не кажется, что это много? И среди них ни одного нашего.
Гера, Посейдон и Аид, трое старших в пантеоне, сошлись вместе, чтобы обсудить положение дел.
— Мой супруг не желает обращать на это внимания.
— Возможно, он все предвидит.
— А ну-ка напомните подземному отшельнику, кто там да с кем?
— Кассандра, безумная дочь Приама.
— Чья?
— Фебби.
— А еще?
— Парис, Эней, Одиссей и эта африканская девка.
— А, ее новичок назвал?
— Именно.
— Джуна забыла об Агамемноне, — сказал Посейдон.
— Да, еще мой Атрид. Но он всегда по эту сторону Троянской стены.
— О нем я помню, — нехорошо ухмыльнулся Аид. — Он явится раньше других.
— Я постараюсь, чтобы раньше других к тебе явился Одиссей, — сказал Посейдон.
— А он чей, Марсов?
— Нет. Он принадлежит Нике.
— А кто же?
— Ты совсем отвык от света! — возмутилась Гера. — Мы тебе безразличны. Марсик выбрал Энея.
— И весьма неудачно, — резюмировал Посейдон.
— Не уверена.
— И что сделал этот его Эней? Хоть один подвиг?
— Это-то и подозрительно…
Посейдон задумался.
— Хорошо, давайте рассуждать. Парис и Кассандра уже реализованы, так?
Аид засмеялся — звучало это жутковато. Впрочем, родственники привыкли.
— Я с ними не знаком, значит, пока не реализованы.
— Тебе бы только издеваться! Зачем ты вообще пришел, если наши проблемы тебя не волнуют?
— Джуна, как можно сердиться на Плутона? Это даже странно. Итак, не реализованы Одиссей, Эней и… Елена?
— Агамемнон скоро будет реализован, — поддержал разговор Аид.
Джуна про себя подумала, а так ли уж нужен в этом мире страх смерти, символизируемый подземным миром? Стоит принять грекам индийскую картину реинкарнаций — и Аид умрет через какие-то двести лет.
— Джуна! — позвал Посейдон.
— Да, — отозвалась Гера. — Эта африканская девка, которую он выбрал, еще вчера не была похожа на избранную.
— Послушай меня, любимый…
— Сейчас?!
Елена Прекрасная решила не сопротивляться и получить то же удовольствие, что и всегда. Она забыла, что имеет дело с возлюбленным Афродиты.
Когда их тела расплелись и каждый стал самим собой, она сказала:
— Странно… Мир вроде бы молод, откуда в нем так много пыли?
Парис поймал ее взгляд, увидел освещаемый дневным светом дальний угол и кликнул служанок.