Дионис умиротворяющее улыбнулся.
— Вовсе нет. Будучи смертным, я больше всего захотел двух женщин вместе, двух своих Елен… Это было невозможно и немыслимо.
— Как легко ты выговариваешь это: будучи смертным…
— И знаешь, что удивительно: сейчас это невозможно и немыслимо точно так же, как раньше.
— Почему?
— Не бывает двух избранных.
— А-а…
— Я пойду. Мне как раз не очень интересно, кто успеет раньше.
Оставшись одна, Афина уже не видела того, что видела. Она распутывала его стратегию. Это была стратегия издевательства.
Зона всевластия любви: как себя чувствует Афродита? Чтобы сохранить себя, что должен сделать ее избранный? Она согласилась поделиться девушкой, сейчас это решение дойдет до конца, до предела. Это уже будет не ее любовь. Это нечто совсем иное.
Зона успеха: ну, мальчики, кто успеет раньше?
И даже над самим собой он способен издеваться: как он произнес это «будучи смертным»?! Ты мечтал о двух возлюбленных, когда был человеком, что ж, давай повернем это вот так… Похоже на смех Прометея перед падением в Тартар. Веселье приговоренного. Или нет?
Был момент, когда Египет, Троя и Греция могли сойтись в неистовом акте вакхического безумства. Причем символично то, что страну Кемт представляла бы женщина. Ведь женщина — это форма, а мужчина — всегда новое содержание. Страны, создающие форму цивилизации, это страны-женщины. И рано ли, поздно ли, они обязательно впускают в свои пределы варваров-мужчин.
— Я согласен, — первым сказал Одиссей. — Я сделаю это. И я согласен сделать это вместе. Завтра, на моем корабле.
— Любимая, ты не могла бы лечь иначе? — попросил Парис. — И прикройся этой вышитой тканью. Ее подарила тебе моя мать.
— Завтра город падет. Я увезу тебя на своем корабле.
— Ее? — спросил Парис.
— Тебя! Я обещал это своей богине.
— А ее?
— Я увезу вас обоих.
Парис потрогал висящий на стене лук, несколько раз щипнул тетиву, чтобы успокоиться.
— И что дальше?
— Дальше я не знаю. Ты же сам общаешься с богиней, я видел. Пусть она тебе и откроет, что дальше.
Елена встала с кровати и подошла вплотную к Одиссею.
— Что ты видел?
— Любимая, — сказал Парис, — у нас есть своя тайна.
— На мой корабль надо взойти ночью, — проговорил Одиссей.
Елена отвернулась от него и нежно прикоснулась к Парису.
— Мы не поплывем! — твердо отказался Парис. Потом взглянул на нее и сказал: — Я не поплыву.
— Тогда она достанется Менелаю, — напомнил Одиссей.
— Менелай уже отказался от нее.
— Да. Но он желает ее уничтожить. Отдать воинам, после чего собственноручно отрезать голову.
— И бросить псам, ты забыл, — Парис испытующе посмотрел в глаза своему противнику. — Это обычное ахейское развлечение.
— Это развлечение мирмидонское, — поправил Одиссей.
— Для Трои вы все так далеко, что различие отсюда плохо заметно.
— Мы близко, — зло сказал Одиссей, — ты ошибаешься!
— Второй такой поход произойдет через тысячу лет.
— Через тысячу лет, друг богов, не будет ни тебя, ни меня. Что ты будешь делать завтра?
— Мы должны взойти на его корабль! — потребовала Елена.
— Вдвоем? — спросил ее Парис.
— Да, вдвоем. Неважно, что будет дальше.
Но Парис решился: он изменил городу, любовь изменила ему. Хватит!
— Я не стану убегать из осажденной Трои.
— А ты? — спросил Одиссей.
Елена молчала. Как ей надоела Троя! Как ей сейчас нравился Парис! И как был настойчив ахеец! Но никто не подсказывал с небес, и она молчала.
— Ты воин! — сказал тогда Одиссей Парису. — И ты храбр! Просто порой медлителен и ленив.
— Троя будет стоять, — пожалуй, впервые ошибся Парис.
Одиссей пошел к выходу. Там он обернулся:
— Если мы уплывем, вспоминай меня, — сказал он Елене.
Просматривая всю жизнь Одиссея, все его действия, надо признать, что вот эта фраза — одно из ярчайших проявлений его собственного, личного хитроумия. Все-таки избранный целиком зависит от бессмертного: для людей он весь — пример безупречности, однако люди не видят за его спиной иную волю.
Выдающийся тактический ход, образец коварства — Троянский конь. И что же? Его придумала Афина, а нарисовал, то есть почти создал Гефест. Афина вложила идею в голову Одиссея, тот предложил Диомеду, далее по плану. Готовьте дерево, отплываем на остров Тенедос.
И вот накануне ночью Одиссей не может убедить Париса предаться ему. Парис чувствует уверенность Одиссея в том, что Троя со дня на день падет, Парис совершает подвиг самоотречения, соглашаясь погибнуть вместе с городом. И что же? Он позволит проделать фокус с конем? Это Парис-то? Да никогда, да ни за что!