Однако не успело неистовство спущенных с цепи насладиться беззащитностью и вседозволенностью, как во дворец явился ищущий награды. Человек худой и бледный, с горящими от предвкушения глазами.
Он сказал, что издавна знает злодея и способен выдать его живого, с целою головой и без возможности скрыться. Враг Великого Дома, жизнь-здоровье-сила, уже связан, сказал он.
Это были не те путаные подозрения, мол, мой сосед куда-то отлучился на две ночи. От них чати устал. Это была цель, конец розыска. Но презренный отказался назвать имя и место! Он требовал, чтобы ему позволили лицезреть властелина Кемт, он требовал!
Чати сразу подумал о пытках…
Но желающий золота опередил его: он-де умрет под пытками, а его брат остался с пленником. Будет ли доволен Великий Дом, жизнь-здоровье-сила?
Чати колебался. Умрет или скажет?
Если бы такой человек пришел раньше, до ужасных поражений чати… Или если б о том, что брат сидит с пленником, он дрожащим голосом пробормотал бы после слова «пытки»… Чати рискнул бы. А так…
Желающему золота объяснили, как себя вести рядом с сиянием всемогущего. Когда и в какой позе коснуться лбом пола, как начать речь, как затем удалиться. В утешение чати изобретал подробности расправы над пойманным вором.
Но неужели же этот… мальчишка, ничтожество… неужели он унесет тысячу сто тридцать шесть дебенов золота и четыреста пятьдесят четыре дебена серебра?!!!
— О Великий Дом, этот человек утверждает, будто может выдать вора, живого и связанного.
— Говори! — приказал Рамзес.
— Пусть все уйдут, о Великий Дом, жизнь-здоровье-сила.
Рамзес поморщился. Но не потому, что его оскорбила просьба удалить лишние уши. Удивительной особенностью повелителя было то, что он запретил приближенным титуловать себя; какая-то странная лихость, наподобие сумасшедшей колесничной атаки в одиночку — использовать титул владык Кемт вместо ругательства. Рамзес Второй Великий есть Рамзес Второй Великий! А все прежние, олицетворявшие Великий Дом Черной Земли, они определяются этим общим на всех «жизнь-здоровье-сила».
— Прочь, — бросил хозяин Кемт.
Чати, два стражника, верховный жрец оскорбленного надругательством над мертвыми Амона-Ра, все попятились к дверям. Рамзес на них не смотрел, он изучал неизвестного.
Едва все вышли, неизвестный, нарушив правила, вновь опустился на колени, коснулся лбом пола и проговорил, четко, по-жречески отделяя слога:
— О Ра-мзес-мери-Амон-Ра-хек-Маат! О Ушр-Маат-Ра-сетеп-ен!
Иной бы вздрогнул, из тех, прежних. Рамзес просто спросил:
— Ты знаешь мои тайные имена?
— Да, Великий Дом.
— Ты знаешь, что теперь я буду сомневаться, предать тебя смерти или наградить, как обещано?
— Да, Великий Дом.
— Ты действительно можешь назвать имя преступника и выдать его мне?
— Да, Великий Дом. Сейчас преступник уже не в силах бежать.
— Почему ты не хотел, чтобы имя злодея слышали мои слуги?
— Эта тайна для одного тебя, о Великий Дом. Поступай с ней, как сочтешь нужным.
— Я всегда поступаю так, как считаю нужным. Ну, говори: кто вор, кто это, как его зовут?
— Это я, — ответил пришедший, — меня зовут Ба-Кхен-ну-ф.
Стасим первый
Строфа
Детская душа Кассандры состояла из двух деталей. Впоследствии, безвозвратно взрослея, детская душа приобрела еще третью и, пожалуй, главную деталь — горечь разочарования. Но пока что мир был молод, мама Гекуба то и дело видела во сне какие-то факелы, горящие у нее во чреве, — и рожала Приаму одного сына за другим. В перерывах между основным занятием Гекуба рожала девочек.
Первым, более заметным свойством Кассандры было по возможности точно отвечать на вопросы. В зависимости от ситуации у взрослых это называлось говорить правду или говорить глупости.
Например, когда отец спрашивал ее: «Не правда ли, что больше всех ты любишь маму?» — Кассандра честно отвечала: «Нет, не правда». Потому что на самом деле больше всех она любила брата Гектора, но об этом не догадывались, а брат Гектор не спрашивал.
Например, когда Деифоб в пылу игр кричал: «Я, я буду сильнейшим воином! Да?» — и все тихо соглашались, только Кассандра так же тихо, но упрямо произносила: «Не будешь». И была Деифобом таскана за волосы, и уже утомившийся тасканием Деифоб снова вопрошал: «Но почему, почему? Скажи, почему?» Тогда Кассандра коротко роняла: «Не суждено», — и была таскана за волосы вторично, причем Деифоб по-мальчишески сопел носом, превозмогая усталость.