И снова Ба знал, что надо верно ответить. Он должен ответить честно, но ведь нет честного ответа самому себе: смирился он с пастью Сетха или нет?
— Я готов с благодарностью принять свою судьбу от тебя, — сказал Ба-Кхенну-ф, забыв добавить «о Великий Дом».
— Нет! Раз ты такой умный, посоветуй мне, что с тобой делать.
Дерзость, не бояться дерзости…
— О Великий Дом! Ты желаешь наградить, назначь меня своим советником, распорядителем, и ты не пожалеешь: я буду верен тебе, как никто в твоей стране. Ты желаешь наказать, заставь меня вернуть тебе взятые в твоей сокровищнице полторы тысячи дебенов, но дай на это год — я верну вдвое. Смелость и хитрость мои принадлежат тебе…
— Этого не будет, — оборвал Великий Дом, — будет другое.
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Но сначала ты покажешь, как проникал в хранилище.
— Ты будешь ночевать здесь.
Так сказал Рамзес Второй Великий после того, как увидел вынимающийся при помощи особого рычага камень.
— Ты должен провести здесь ночь. Это твое наказание.
Ба молча протиснулся в темную дыру. Стражи установили камень на место.
Со дня смерти брата Ба-Кхенну-ф не чувствовал такой безошибочной разумности, исходящей не от него, а от другого человека.
А Рамзес много думал ночью. Обычно жены-наложницы избавляли его от мыслей о Нефертари, но сегодня у них не получилось. Рамзес знал, что в сей миг тот человек думает о своем убитом брате. Загадочным образом это как-то связывалось с Нефертари. Вору-злодею-преступнику на вид около двадцати. Когда Нефертари было двадцать, впереди сияла тысяча ночей вместе. А теперь — десять тысяч ночей позади.
И в середине десять тысяч первой ночи Рамзес Великий догадался, чем пожертвовал молодой храбрец, придя к нему во дворец. Неизвестностью! А это все, что у вора есть… вернее, все, что у вора было.
Они двое сообщники. Как странно, правда? Между ними, и в то же время против обоих — остальной мир. Он ждет действий.
О Ра-мзес-мери-Амон-Ра-хек-Маат, способен ли ты сдвинуть пески и погнать их на север? Или все ограничится личной доблестью и громадными статуями?
Когда Ба шел во дворец, когда выбирал безумный шаг, преодолевая слабость, им владело обаяние правителя, запечатленное в статуях и монументах. Он, конечно, знал, что Рамзес правит тридцать лет, но вопреки знанию ожидал увидеть знакомого молодого красавца, самолюбивого, возвышающегося, стремительного и притягательного. А увидел погруженного в себя мудреца, выбрасывающего людям готовые решения. И Ба-Кхенну-ф растерялся. Ему показалось, что пятидесятилетнему Рамзесу он ни к чему.
Ночью Ба пытался угадать, осталась ли стража у заветного камня. Почему-то он был убежден, что стража ушла.
Утро.
— Теперь награда. Но в ней есть и наказание.
Ранним утром хозяин Черной Земли вновь говорил с ним один на один.
— Ты будешь моим советником. Не главным, единственным. Других советников у меня нет, мне они ни к чему. Ты будешь тайным воплощением моей воли. Ты будешь воплощением Кемт… Но — за пределами страны.
Рамзес Великий пристально поглядел на Ба-Кхенну-фа. Ба не отвел глаза, не опустил взор. Для подавляющего большинства жителей Кемт покинуть страну было страшнее смерти. Смерть на чужбине лишала погребальных обрядов и, значит, будущего — вожделенного необъятного будущего на полях Иалу, которое трудно представить, но ради которого, собственно, и стоит терпеть жизнь. Великий Дом нашел, как использовать его отверженность.
— Это прекрасная награда, — сказал Ба.
— Ты ненормальный, жизнь-здоровье-сила, — произнес Рамзес и утвердительно кивнул. Мол, да-да, все так, все как задумано.
— В этом моя сила, — ответил Ба.
— Идем.
Рамзес повел его в сад. Стражи-азиаты замерли в отдалении.
— Раз ты знаешь тайные имена Великого Дома, ты должен знать и расположение нашей страны.
— Да, Великий Дом.
Рамзес отломал у ближайшей пальмы длинный кусок коры и провел в земле борозду.
— Вот Хапи. Хапи — это и есть Кемт.
В верхней части он увенчал борозду небольшим треугольником и внутри нарисовал несколько тонких линий.
— Это наша дельта. Здесь, справа, Ра восходит. Здесь, слева, заходит. На юге — Нубия. Там, на юге, все хорошо. Золото добывается, на памяти одного поколения надо один раз послать войско — и снова все хорошо. Нубийцы воины еще хуже, чем мы.
Ба вопросительно посмотрел на Рамзеса.