— Там нас постоянно ждут серебро и золото.
— Рано или поздно он умрет. Ведь отец недаром построил ему гробницу.
— Тогда мы станем ходить к нему мертвому.
— А ты не боишься Сетха,[16] брат?
— Мы с тобой не такие люди, брат, которые боятся Сетха. Мы с тобой не такие люди, брат, которые боятся.
— Ты всегда был смел. Почему же ты отказываешься попытать счастья в другом месте?
— Я не отказываюсь. Хоть это и безумие. Отец оставил для нас клад, мы способны пройти туда с повязками на глазах. Искать другой клад по лживым папирусам, покупая их за золото — безумие. Но я не отказываюсь попытать счастья. Вот только это — то, что ты держишь в руках, — это подделка. Четырнадцатая фальшивая дверь. Мы не вернемся, и спросить с продавца будет некому.
— Я купил эту карту у жреца.
— Я не верю жрецам. Из всего мира я верю лишь красивым женщинам, когда они называют цену.
— А я верю себе. И солнцу, когда оно встает над горизонтом. Я верю, что настанет миг и солнце зайдет.
— Ты мудрей меня, Аб.
— Нет. Мы одинаковы.
С юга на север течет река, не знающая сожалений. Есть только три вида времени: время разлива, время посева и время жатвы. Будущего и прошлого нет. Если вдуматься, нет и настоящего — река течет в вечности. Посреди вечности живут люди. На восток от реки одна вечность, на запад другая, окончательная. Берег еще живых и берег удалившихся на покой.
Некоторым это кажется очень скучным. Таких мало. Таких почти совсем нет — как будущего, прошлого и настоящего. А те, что редко-редко являются, похожи на чудо.
— Ты по-прежнему считаешь это сооружение гробницей?
— Так говорил отец.
— Ты забыл. Отец говорил: и сложит туда он все свое лучшее. Отец говорил: комната та для жизни после смерти.
— Что же я забыл? Для жизни после смерти.
— А я думаю, он имел в виду свою смерть. И нашу с тобой жизнь.
— Отец?
— Не отводи глаза, Ба. Смотри на меня. Я думаю, место, куда мы ходим, есть место для хранения сокровищ Великого Дома. И только. А место, откуда он намерен отправиться в ладье Ра,[17] спрятано там, на юге, в Абту[18] или еще дальше. Дай мне слово, брат.
— Что?
— Дай мне слово. Мы ничего не знаем. Ты видел усыпальницу хотя бы хранителя печати? Чем она должна отличаться от сокровищницы? Даже с чужих слов мы не знаем, потому что боимся спрашивать…
— Я не боюсь!
— Я помню, ты ничего не боишься. Но ты не спрашиваешь! Мы не были в Абту, почему? Все тайны заканчиваются камнем, который я да ты умеем вытащить из стены. Дай мне слово, что теперь мы возьмем золото и поплывем на юг.
— Когда?
— Завтра же. С восходом. Ты откладываешь путь на юг, тебе интересней бронзовые ножи, и женщины, и вино, но мы поплывем как можно скорей…
— Когда вся дельта захлебывается дурным пивом, радоваться вкусу вина так естественно…
— Я хочу увидеть Абту. И у меня есть мечта. Я хочу проникнуть… Слушай, брат: я хочу проникнуть в пирамиду Хуфу![19]
— Что-о?! Рваные папирусы опьянили тебя сильнее, чем меня — вина. Нет уж, лучше давай поплывем с восходом в Абту.
— Говорят, в лице сфинкса можно угадать, сколько осталось дней человеку. Надо взглянуть — и если дней много, идти без боязни. А если дней мало… или не осталось совсем — чего боятся? Тогда идти тем более.
— Мы с тобой вместе слушали рассказы о ловушках Хуфу. Сфинкс — первая! Нет уж… Кстати, говорят, нубийки… что-то о них говорят забавное, завлекательное. Но Абту — это не Нубия, да?
— Нет. Нубия еще южнее, еще выше по течению. Идем, пора.
— Пора!
— Все-таки это не гробница. Кто бы строил погребальную комнату стена к стене со своим дворцом? На одном и том же берегу! Или, ты думаешь, этот мог?
Есть две дороги: вниз по реке и вверх по реке. Других дорог нет. Здесь незачем было изобретать колесо. Это даже кощунственно: волочить по земле божественный диск Ра. И первое же племя, ворвавшееся в дельту на колесницах, несмотря на безнадежную свою дикость, на незнание сокрытых имен богов, сумело урвать кусочек священной долины и уснуло счастливое на страницах истории в обнимку с названием «гиксосы».
Они, видимо, громко кричали, гоня напуганных лошадей в атаку.
Но местное солнце не терпит полутонов. Ты либо жив, либо мертв. Либо на восточном берегу, либо на западном. Ищущие прохлады становятся добычей крокодила, иначе — себека.
— Уже достаточно темно?
— Да. Вполне.
— Кому идти первым?
17