И в двадцать пять он был с ними. Они уже имели свой храм, пусть деревянный, переносимый с места на место; богу Атону служил верховный жрец, пусть и без священного озера для ритуальных омовений; и пряталась тоска в сердце у неприметного одиночки, нашептывающего на ухо Мес-Су волю не то небес, не то Рамзеса Второго Великого, не то свою собственную.
Двадцать шестой год не отстучал до конца все свои томительно-напряженные, одинаковые, пустынные дни, когда Ба-Кхенну-ф увидел сон.
Стасим второй
Строфа
Гектору, сыну Приама, сны никогда не снились.
В мире Гектора, сына Приама, все было просто: честная темнота ночью, ясность днем. Каждый на своем месте, и он на своем месте, все предметы на своих местах.
Как сон был Айгюптос, но Гектор не замечал его потусторонней сказочности. Ему показали пирамиды — он отвернулся. Он только недоумевал, зачем отец прислал его сюда на целый год.
Прежде Приам отправлял его в Хеттусу, там было чему поучиться. Хетты умели обращаться с оружием. Но что здесь? Между тем отец явно подразумевал какую-то мудрость.
Желтый цвет пустыни лишал жизнь смысла, а пустыня была везде. Она проникала в город, подкрадывалась к реке… Город назывался Пер-Раамси или что-то вроде того. Местный язык Гектору не давался. Копья их он ломал по два сразу.
Он охотился на львов — убил троих. Дрался с десятком местных воинов, к счастью, никого не покалечил. Вот с рабами-ливийцами вышла неприятность: желая испытать силу этого народа, Гектор схватился с несколькими — и, не рассчитав, испортил принадлежащих фараону рабов. Правитель, правда, поглядев на скрюченные тела, тут же подарил их Гектору, но было стыдно.
Размеры дворцов его удивляли. «Фараон» по-ихнему вообще означает — «большой дом». Однажды он подобрал слова и спросил, для чего колонны такие высокие и толстые, ведь это не внешняя стена, мол, какие тут враги. Видимо, слова он подобрал неправильно, потому что вместо ответа на него посмотрели изумленно.
Как царского сына, как посланника-заложника доброй воли далекого народа его уважали. Да и за рост, за мускулатуру, за ширину плеч и серьезное выражение лица не могли не уважать. А он слушал щебет чужих-чужих людей, разглядывал их и, не зная, чему должен от них научиться, на всякий случай запоминал все.
В храмы его не водили. Крокодил так и остался для него дурным зверем, не превратившись в бога Себека.
Задолго до Геродота, отца истории, Гектор, сын Приама, пытался и не мог постичь тайное значение Айгюптоса, страны Кемт. Хотя, в отличие от Геродота, он был не грек.
Как не грек? Конечно, вовсе не грек.
А кто?
Царство Трои и Илиона располагалось на месте будущего турецкого холма Гиссарлык. Спроси всеведущего Лаокоона, где находится Гиссарлык и кто такие турки, — он бы не ответил. Да что смертный, сам Зевс полагал, будто его власть на земле и на небе вечна, а Прометей все врет.
Царство Трои и Илиона не принадлежало ни Айгюптосу, ни хеттам, ни народам моря. Больше оно принадлежать никому не могло, ибо после разрушения народами моря любимого Посейдоном Крита-Кефтиу крупных сил в историческом треугольнике «Греция-Азия-Египет» больше не осталось.
Стратегия Приама заключалась в сохранении дружбы со всеми тремя силами.
Сила первая, Айгюптос. Сюда в качестве подношения был послан старший сын Гектор, наследник, почти царь. Впрочем, Айгюптос лежал далеко. На Трою влиял скорей опосредованно.
Сила вторая, хетты. Эти богатству приамова царства не завидовали, так как могли в любой момент его отнять. Пока все ограничивалось подарками. Добровольные пожертвования Приама превосходили обязательную дань любого из подвластных хеттам народов. Зато Приам очень рассчитывал на помощь хеттов, если что. Хетты обладали железом. Хетты были непредсказуемы.
Сила третья, народы моря. Ужасное поколение разбойников, рожденных разрушать, — Геракл, Тезей, Ясон — отходило в прошлое. Так или иначе, они отторгались жизнью, как все чрезмерное. Приам дрожал при имени Геракла, но уже Гектор понимал, что свирепствующий Геракл изначально был обречен. С дикарями теперь следовало торговать, разъединяя их, вступая в доверительную связь с разными кланами, постепенно добиваясь роли посредника-миротворца. Их буйство устранило Крит, ну и хорошо. Значит, Приам, а позже Гектор могут занять место Миноса — могущественнейшего человека своего времени. И их троянский лабиринт будет посложней для всяких там тезеев.