Мы слишком надоели друг другу. Поэтому мы не можем не смотреть вниз. Только там, в полном превратностей, вечно ускользающем мире воплощаются наши стремления, наша воля и, главное, наше отличие друг от друга, которым каждый из нас так гордится, так упивается.
А мир внизу изменчив настолько, что почти не существует. И чем же мы тогда правим?
И кто мы такие?
Гера меня не любит, это ясно. Она не может простить, что я целиком плод и замысел отца моего Зевса. Я его дочь, а не ее.
Морской дядя меня недолюбливает после того, как я выбрала себе резиденцию. Он якобы рассчитывал на тот город, ему не хватает подношений, а я младшая, да наглейшая.
Второму дяде на меня наплевать, ему на всех наплевать: у него свои резоны, он свету белого не видит.
Афродита пыталась склонить меня к неестественной связи, как всех, впрочем, а когда я отказалась, объявила, что у меня вместо сердца — лед, вместо кожи — броня, вместо глаз — отравленные стрелы и что между ногами я, видимо, прячу какой-то секрет, вряд ли хороший. Вдобавок она обозвала меня минервой.
Арес смотрит на меня как на соперницу, во-первых, после выходки Афродиты, а во-вторых, он смешивает войну и стратегию, убийство и победу, попрание врага и достижение цели. Он долго не понимал, для чего я нужна, чем отличаюсь от него. В глубине души он подозревает, что я сильнее.
Гермес обиделся после того, как не сумел украсть у меня палладий.
Аполлон решил, что я буду ему десятой подручной, так сказать, «музой», и, конечно, оскорбился, когда я отказалась играть на флейте. Флейту ломать, правда, не стоило, это я погорячилась, и не стоило обломками избивать Эрато с Талией.
Деметра всерьез считает, будто я заняла место ее Персефоны, похищенной моим вторым дядей. Но разве я виновата, что дядя влюбился в ее дочь, а не в собственную племянницу? Кроме того, забери он меня, я бы его похоронила вместе со всем подземным царством.
Артемида думает, что я унизила ее роль покровительницы родов, рожениц и прочего, так как появилась на свет ненормальным способом, что это прецедент, что лишь она должна быть девственна, а я теперь стану потворствовать всяким неправильным, непорочным зачатиям. Она распустила слух, будто я ненавижу природу, животных, растения… А я люблю природу! Я всей душой за естественный отбор!
Гефест… Ну, с хромого что взять…
Вот такие родственники.
И только отец мой обожает меня, по-настоящему, до головной боли.
А мне больше и не надо.
Прозвучавшие в пустоте восемь нот, конечно, не застали меня врасплох.
— Ну? — спросила я дерзкую.
— Госпожа, простите меня.
— Зевс простит. Ты кто?
— Полигимния.[56] Девочки знают, что я вам ближе, и просили узнать…
— Его у меня нет.
— Простите, госпожа, но Клио утверждает, что он у вас.
— Феб-би! — закричала я. — Я не собираюсь петь под все твои дудки!
Свист-свист-свист… И я поймала одну за другой три стрелы, направленные мне в грудь.
— Привет! С чего ты взяла, что я тебя не люблю?
— Потому что я лучше вас всех. Все вы помните и помалкиваете, что в негласном рейтинге я на втором месте!
Аполлон тонко улыбнулся.
— Ну, допустим.
— Что тебе надо, голый красавец? Ты, наверное, хочешь, чтобы я поучила тебя стрелять из лука?
Он рассмеялся.
— Тебя нельзя не любить. На тебя невозможно сердиться. Я хочу, чтобы ты помогла мне осуществить одну великолепную идею.
— Что за идея? Чья?
— Моя, разумеется. Даже ты способна ее понять.
— В каком смысле? — Мне не понравилось его выражение. Оно пахло реваншем.
— Мысль достаточно сложна и запутана, чтобы ты захотела в ней разобраться. Я предлагаю соединить мою зону всевластия и твою зону всевластия.
— Поподробнее.
— Искусство и стремление к победе. Я стал думать о нас: вот я — вот ты… И знаешь, что получилось?
— Не догадываюсь.
— Новое понятие. Олимпийские игры.
— Что это?
— Я составил проект и предложил его отцу. Я рассказывал с таким вдохновением… Знаешь, что он ответил?
Я отчеканила:
— Надо подождать.
— Точно. Надо подождать лет двести. Я сказал: «Спасибо, что не пятьсот». А он: «Не хотел тебя огорчать. На самом деле надо подождать именно лет пятьсот».
— В чем суть?
— Ограничить зону всевластия Ареса. Чтобы люди испытывали друг друга не в бою, а вне боя. Не ярость, а состязание. Понимаешь, это совсем новое, такого нет. Это не вожделение тела к телу, не драка, не выращивание плодов, не охота, не торговля, не разбой, не ремесло, а иное.