Я покажу тебе такого человека. Это удивительный человек.
Он отдал ей яблоко. То самое, из-за которого все началось. Ты не знаешь этой истории? Это удивительная история. Ноу тебя вряд ли хватит вина в кувшине, чтобы ее выслушать.
— Подожди! Так как имя этого твоего брата?
— Его имя напоминает… — прошептала она, закрыв глаза. — Нет, ничего не напоминает. Он все равно сейчас в Хеттусе.
— В столице хеттов?
— Да. Отец отослал его с дарами. Потому ты и не познакомился с ним. Тебе не повезло, ты его не увидел.
— И ты говоришь, он любит путешествовать?
— Парис уходит в лес и бродит с утра до вечера между деревьями. Он думает о далеких странах. Иногда сам, иногда со своим дружком, сыном Анхиза.
— А кто такой Анхиз?
— Человек. Его все уважают.
— Наверное, брат царя Приама?
— У моего отца нет братьев. Их всех убил… ну, этот… Геракл!
— А кто такой Геракл?
— О! Ты ничего не знаешь, чужеземец! Я тебе расскажу о нем завтра. Завтра… Но и ты расскажи мне правду о дальних краях.
Пришло и умчалось завтра, еще завтра и еще тридцать раз завтра. Ба-Кхенну-ф наслушался, как до сих пор здесь наедался, — по-троянски, через удовольствие до изнеможения. Теперь настал черед заткнуть уши и действовать.
Время вообще прекратило течь степенно, как раньше, как Хапи, — и принялось набегать страшными волнами. Жизнь воспринималась вспышками, дрожала неверным факельным светом.
Вот он познакомился с Парисом. Вот они вместе смотрят в зеркало водоема. В самом деле, если снять ему бороду…
Ба и не убеждал его ни в чем, и не рассказывал ничего. Ба-Кхенну-ф лишь отвечал на вопросы. А вопросы у троянца давно созрели. Он не был способен торговать. И его не прельщала война.
Что ж, усмешка судьбы!
Вот они садятся на корабль Париса…
А ведь Ба уже не верил, что найдет такого в торговом, жадном до золота городе.
Вот они садятся на корабль!
И плывут.
Приблизившись, его план приобрел вещественность. Царского сына можно было пощупать. Спарта уже не казалась точкой, понятием: до Микен, до Ахайи было столько-то дней пути. И теперь собственный план виделся Ба-Кхенну-фу невообразимо сложным, запутанным… Почти невыполнимым.
Ба находился на корабле Париса, а его «купеческий» корабль плыл следом. «Я сумею наградить тебя, — сказал приамов сын, — если ты сумеешь помочь мне». Третий корабль, долженствующий изображать как раз корабль Париса по давней, ныне устаревшей задумке Ба, остался на заброшенном островке.
Ба смотрел на Париса и старался проникнуться к нему чувством, подобным братскому. Ведь он собирается отдать ему… Слово «зачем» Ба попытался забыть.
Тем не менее.
По одну сторону лежала она, соблазнительно покорная. И ждала его. Она всегда ждала его. А по другую сторону — Рамзес, долина реки, Черная Земля… По другую сторону будущее, которое можно изменить, а можно бросить, не меняя, пусть себе тянется так, словно Ба нет на свете, они пройдут, не встретившись, — это будущее и Ба-Кхенну-ф… Хотя нет, оно все равно оторвет ему голову, когда-нибудь, скоро или позднее, что бы он ни решил.
Итак, было две Елены. Темнокожая, восхитительная, не черная девушка Нубии, а так, в самый раз, точно как надо, нежный оттенок. И очень уж ей надоело сидеть в шатре, который он установил ближе к корме своего корабля, вон корабль виден, спешит за ними, ветер натягивает парус. Ба строго-настрого запретил выходить из шатра, что бы ни случилось, что бы она ни услышала, что бы ей кто ни сказал — кроме него, ее повелителя.
И вторая Елена, неизвестная. Эту Ба исподволь начинал ненавидеть. Он представлял себе неопрятную безмозглую дикарку. Из-за которой должен отдать свою девушку.
Но он же сам так придумал!
А где бы он взял иначе двести тридцать шесть дебенов серебра, чтобы выкупить ее?
Пока что он выкупил себя своими подвигами.
Даже совершая великое, смертный пребывает в лапах необходимости. Даже великий из смертных.
Двое шли по пыльной дороге к городу. Дорога была пуста, сопровождающих они не взяли. Да и города никакого в конце не предвиделось — так, логово зверя.
Парис шагал весело.
Ба-Кхенну-ф устал, на ходу мучительно думал и потому отставал.
Он сомневался. Решение взять Париса с собой пришло в какой-то дурацкий миг, в час помутнения разума, но он осуществил его, и вот — они шли вместе по пыльной дороге.
Что он станет делать, когда они дойдут? Корабли сушат бока на берегу. Привет вам, басилевсы Тиндарей и Менелай, отец и муж. Путники просят гостеприимства.