— Моя?
— Бывшая жена его брата. Такие у него весы, мой мальчик. Может быть, хетты сумеют переубедить басилевса?
Хетты остановили бы войну, которая им была не нужна.
Эту надежду на следующий день уничтожил мирмидонянин Патрокл.
Дело в том, что сын мирмидонского вождя Пелея отправился в поход скорей как залог правильного поведения своего отца, оставшегося в холмистой Фтии. Греция обеднела воинами, все лучшие были здесь, на чужом берегу. Микены, Спарта, Аргос, Пилос стояли пустые, не готовые к нападению, потому что их хозяева сами предпочитали атаковать. В первую очередь, из-за этого Агамемнон стремился собрать всех в свою армаду: не для усиления, а чтобы никто не остался.
Ахилл не собирался вступать в бой под Троей. Его корабли, обращенные носами в море, словно ждали попутного ветра. Он подозревал, что отец пришлет указания очень скоро.
Наместник Ликии, любимец великого мощного Хеттусили, хеттский юноша Сарпедон тоже не собирался участвовать в глупой драке. Невиданное количество черных судов взволновало его. К счастью, они не умеют обрабатывать железо, но их много.
Пока еще это была драка Агамемнона и Приама. Все-таки только одно, пусть очень сильное, племя. И все-таки только один, пусть очень богатый, город.
Гектор вывел воинов на рассвете.
Сарпедон привык просыпаться поздно. Греки запомнили его как сына Зевса; конечно, Сарпедон не был сыном Зевса непосредственно, но он был незаконным сыном Хеттусили. Учитывая, что единственный законный сын Хеттусили превосходил Сарпедона возрастом лет на двадцать и открыто дожидался смерти отца, а остальные дети были девочки, понятно особое отношение властелина.
У царя Приама Сарпедон гостил, потому что Троя (или Велусса, как она значилась в хеттских глиняных табличках) была привлекательным местом. Совсем не то, что утомительная и опасная южная граница: пустыня, пыль и вдобавок слухи о новом кочевом народе.
Пробудившись, Сарпедон призвал Главка и услышал, что Гектор намерен сжечь корабли пришельцев.
— И оставить всю эту толпу на нашем берегу?! — ужаснулся хетт.
Он взял колесницу и приказал вознице править через поле к воинам Илиона. Их драка его не касалась, но он надеялся выступить посредником. Тем более что накануне Приам просил его об этом.
Возле самой удаленной группы кораблей готовил колесницу другой молодой человек — друг Ахилла Патрокл. Ахилл позволил ему выехать в поле, поближе к Агамемнону, с одной простой целью — показать участие мирмидонян в сражении. Только для этого он вручил ему свою колесницу и свой доспех, а вернее, доспех вождя Пелея с отличительными знаками. Патрокл должен был постоять возле Агамемнона, пока Диомед победит Гектора.
В том, что Диомед победит, Ахилл особо не сомневался. Он и сам с некоторой завистью наблюдал за тем, как Диомед бросает копье, как строит воинов, как орудует мечом и щитом… «Когда-нибудь и я стану таким же искусным, — мечтал Ахилл, — и мы с отцом выступим против всех!»
Но Патрокл тоже мечтал о всяких глупостях. Более того, они вместе, бывало, мечтали, когда лежали, обнявшись, теплыми ночами, а рядом, в ногах, где-то еще, занимая весь шатер, валялись разноязыкие голые рабыни. Иногда Патрокл с Ахиллом приносили в жертву ту или иную рабыню. Постепенно всех рабынь из шатра постигала одна участь, и это обстоятельство здорово укрепляло любовь юношей друг к другу.
Впрочем, юношей был Сарпедон, а двое мирмидонцев юношами перестали считаться лет пять-шесть назад.
Много рабынь утекло за это время…
Патрокл был заводилой, однажды он загрыз лемносскую девчонку прямо в шатре, и Ахиллу досталось уже агонизирующее тело с хлеставшей кровью. «Тебе понравилось?» — ласково спрашивал Патрокл потом, и Ахилл, слыша этот тон, не умел на него сердиться.
Что это была за шалость, зачем Патрокл бросил копье в совершенно неагрессивного человека, что подвигло его — богатое одеяние, юное красивое лицо? Неизвестно… Сарпедон подъехал, чтобы говорить с Агамемноном, но колесница его находилась еще довольно далеко, загадка даже — как Патроклу удалось попасть? Копье вошло в живот хетту. Тот упал с колесницы.
Если бы Патрокл хотя бы не танцевал на трупе…
Главк сначала задохнулся от ужаса, затем от жалости, затем представил свое возвращение в Хеттусу.
— Это должно быть мертво! — мрачно и тяжело сказал он Гектору, указав на Патрокла в доспехе Пелея.
У Патрокла было два желания: во-первых, притащить затоптанного, испачканного пылью Сарпедона Ахиллу, чтобы тот самолично отрезал хетту голову, если чего повеселей не придумает; а во-вторых, добить раненых.