— Причем Ника клянется, что это не ее идея натравить своего избранного на женщину моего Париса.
— Ника обычно не врет, — сказал Аполлон.
— Так что же это — свободная воля смертного?!
— Бывает и такое в подлунном мире, Венчик.
— С избранными?!
— И с ними тоже. Мне кажется, ты немножко ошиблась с выбором.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты выбрала Париса. Мне кажется, лучше бы ты выбрала эту темнокожую дамочку.
— Почему?
— Нам всем было бы спокойнее.
Может, пора объяснить, что такое избранный?
Да, пожалуй.
И все остальное…
Но сейчас, сейчас, чуть позже, когда будет маленькая пауза.
Это не было советом, это просто Диомед исполнил пожелание Одиссея поговорить с Менелаем. Но поговорить с Менелаем о Елене в отсутствие его брата Агамемнона было невозможно. Или почти невозможно: в нынешней ситуации это было опасней даже ночного визита в осажденную Трою.
В шатре сидели братья Атридесы, их стратег Диомед, их самый старый союзник Нестор и целый басилевс целой армии в 13 кораблей Одиссей.
Для совета не хватало Аякса, Ахилла, Идоменея и еще двух десятков вождей, о которых редко вспоминали летописцы, но всегда помнил Агамемнон.
— Они оскорбили нас так явно для того, чтобы мы не могли уйти отсюда.
Агамемнон был озабочен и печален. Видя вождя таким, Одиссей прощал ему власть, богатство, силу и плодородие аргосских виноградников.
— Они поставили меня перед очень плохим выбором. Если хетты придут на помощь, мы будем воевать с сильным противником, долго и трудно, непонятно за что. Если мы отступим, я потеряю союз. Ахайя не простит унижения.
— Когда ты собирал племена, мы обсуждали каждого, — высказался Диомед.
— Я бы снова пошел сюда! — стиснул кулаки Менелай. — Снова и снова!
Одиссей не мог знать, что, глядя на подставную Елену там, на поле, после поединка с Парисом, Менелай думал о том, с каким удовольствием он бы принял ее вместо настоящей.
— Мне кажется, Менелай не зря хотел бы прийти сюда снова и снова, — осторожно произнес Одиссей.
Уже оказавшись на этом маленьком семейном совещании, Одиссей прыгнул на пять шагов вперед по сравнению со всеми вождями западных островов, которые были прежде и будут в ближайшем будущем. Две скалы и десять коз…
— Что ты имеешь в мыслях, юноша? — спросил Нестор.
— Мудрый Нестор, у тебя даже я юноша, — усмехнулся Агамемнон.
— Одиссей предлагает пробраться в город, — сказал Диомед.
— В какой город? — не понял Менелай.
Одиссей и Диомед переглянулись.
— На равнине только один город, — ответил Менелаю Диомед.
Агамемнон нахмурился. Потом лицо его просветлело. Вождь засмеялся.
— Ты хочешь подарить нам его жену, привести на веревочке?
— Я хочу выяснить, где она, — отвечал Одиссей без тени улыбки.
Агамемнон покачал головой.
— Если ты по дороге хотя бы выяснишь, каких союзников они ждут…
— То благодарность вождя вождей уже будет подобна июльскому дождю, — скромно завершил Одиссей.
— Да, — подтвердил Агамемнон.
— Мне достаточно твоей дружбы. И твоей, Менелай.
— Эх, какие интересные пошли молодые люди!.. — сказал Нестор. — С прежними молодыми людьми не о чем было поговорить. Нельзя было с ними разговаривать. Взять хоть Геракла, хоть твоего отца, Диомед. Хоть этого…
Тут Нестор сбился. В доме Атридесов имя Тезея было столь же запрещенным, как в доме царя Приама имя Геракла.
— Скажи, Менелай, — обратился Одиссей, — у твоей жены была какая-то особенность в произнесении слов?
— Особенность?
— Что-то отличающее. Ты ведь узнал бы ее голос?
— Да. Но у нее обычный голос.
— Скажи, Менелай, ты думаешь она пошла за Парисом по принуждению или… Или по своей воле?
Менелай смотрел в землю.
— Думаю, по воле Афродиты.
— Афродита всесильна… — добавил Нестор. — Это мне она уже ничего не способна сделать.
— Скажи, Менелай… — он набрал воздуху в легкие, вместе с воздухом — побольше смелости, дождался, когда Менелай поднимет взгляд, чтобы видеть его глаза, и спросил: — Ты знал раньше эту красавицу с кожей цвета орехового дерева?
— Нет, — удивился Менелай, и глаза Атридеса не лгали.
«А еще его Елена может быть мертва. — Вдруг пришло в голову Одиссею. — Просто мертва. Проще простого».
Но вслух он этого не сказал.
— Ты плачешь о Гекторе, брат мой потерянный и найденный?
— Нет.
— Я тоже. Но почему? Мы ведь любили его…
— А почему ты не плачешь, Кассандра?