Даже учить сына пропала всякая охота у безнадежного Доможирова, может быть и потому, что «Посрамленный Завоеватель» был давно выучен наизусть, а других книг, кроме какой-то растрепанной грамматики, не водилось. Однакож супруга не долго терпела такое упущение. Раз, пообедав, Доможиров лежал на двуспальной кровати в прежде чистенькой Полинькиной комнате, где теперь была спальня супругов, и щурил глаза, готовясь уснуть, как вдруг дверь с шумом распахнулась: супруга его, вся в пламени, притащила своего пасынка за ухо и, толкнув к Доможирову, закричала:
— Хоть бы ты, лежебок, поучил своего родного сына, ведь он скоро лопнет с жиру! Вот что значит чужой хлеб-то есть, а не тятенькин. Прежде драл же с ним горло так, что через улицу покоя не было…
Доможиров молчал, а пасынок, теребя свой нос, украдкой дразнил языком мачеху.
— Я тебе говорю, — кричала она, — что терпение мое лопнет, я жалобу подам: муж должен кормить жену, а не жена мужа.
— Возьми книгу! — строго скомандовал Доможиров своему сыну, стараясь не замечать криков супруги.
Митя взял книгу и пискливым голосом принялся читать, покачиваясь, чему учит грамматика. Мачеха его смотрела в окно, поминутно оглядываясь, что делают супруг и пасынок.
Соскучась слушать, чему учит грамматика, Доможиров вздумал проэкзаменовать своего сына:
— Лучше скажи-ка, где мы живем?
— В Струн… — начал было Митя, но Доможиров остановил его грозным криком:
— Дурак! в каком городе?
— В Санктпетербурге! — самодовольно отвечал сын.
— Хорошо!.. Ну, а сколько Азиев?
— Азиев?.. — Митя задумался и потом нерешительно отвечал: — Одна, тятенька!
— Врешь! подумай!
Митя думал долго, чесал то нос, то голову… не помогло! Он молчал с тупым видом.
— Глупый! три, три! — наконец сказал Доможиров, сжалившись над сыном. — Уж сколько раз тебе говорил. Ну, хоть какие, не помнишь?
Митя долго помолчал и робко проговорил:
— Не помню-с.
— Ну, слушай же: Европейская Азия, Азиатская Турция и сама по себе Азия, — наставительно, с расстановкой произнес Доможиров.
Митя слушал разиня рот и за каждой Азией закладывал палец на память.
— Ну, а кто богаче всех в Европе?
Митя молчал.
— И то забыл! Родшмит, Родшмит, — сказал Доможиров.
(Бледный остаток знакомства с Каютиным! Считая самого себя не бедным человеком, Доможиров, бывало, интересовался, кто богаче его, и Каютин называл ему Ротшильда.)
— Ну, а в Петербурге?
Митя опять ни слова.
Доможиров молча указал ему на аршин, лежавший на столе.
— Купец Аршинников! — резко крикнул Митя.
(Почему Аршинников? Раз Доможиров случайно попал на пирушку к купцу Аршинникову, где встречали шампанским чуть не на лестнице, по комнатам летали соловьи и горело сто двадцать ламп. С той поры Доможиров убедился, что нет в Петербурге богаче Аршинникова.)
— Ну, а в Струнниковом переулке?
— Вы, тятенька! — без запинки отвечал сын.
— Ну, а какие самые злые люди бывают? — шепотом спросил Доможиров.
— Рыжие, тятенька! — так же тихо отвечал сын.
И они оба усмехнулись.
Не будь супруга слишком занята дракою соседних петухов, она непременно обернулась бы на смех своего сожителя, — и горе было бы ему! Но внимание грозной сожительницы было до такой степени поглощено петушиной дракой, что она в праздном своем любопытстве не заметила даже другого, еще более важного явления. Оглянувшись влево, она увидела бы неподалеку от своего дома шедшего скорыми шагами мужчину с загорелым мужественным лицом, с черной красивой бородой, — мужчину, которого никто прежде не видал в Струнниковом переулке и который, значит, представлял интерес совершенной новости. Незнакомец поглядывал в ворота, кивал головой детям, окликал по имени лохматых собак, покоившихся посреди улицы. Завидев дом бывшей девицы Кривоноговой, он кинулся к нему чуть не бегом, оглядел нижний этаж, приподнял шляпу и спросил взволнованным голосом:
— Не знаете ли, куда переехал башмачник?
— Немец? — спросила Доможирова, пристально разглядывая его.
— Да! — отвечал он.
— А вот… видите, немного подальше… кривой домишко.
И она указала своим массивным пальцем вдаль.
— А не знаете ли, где живет Климова?
— Климова? Палагея Петровна?
Чернобородый господин кивнул головой.
— А кто ее знает, где она таскается!
Господин быстро пошел прочь.
— Да на что вам? — кричала вслед ему госпожа Доможирова. — Вернитесь.