Был довольно свежий осенний вечер; луна в легком паре высоко катилась по небу, испещренному звездами и черными тучами. Но Лиза не замечала холода и вышла в сад с открытой шеей. Она встретила Каютина нежным пожатьем, руки; волнение ее было так сильно, что она долго не могла говорить, и, прислонившись к дереву, стояла молча. Наконец она грустно сказала:
— Вам, может быть, покажется странным мой поступок… А впрочем, мне все равно! — прибавила она с презрением. — Я призвала вас сюда, чтоб вы мне сказали: истинное ли происшествие, что вы говорили?
И она смотрела на Каютина, дрожа всем телом.
— Да, — отвечал он печально.
— И этот несчастный… это был он? — почти с воплем сказала Лиза, закрыв в ужасе лицо.
— Да.
Лиза заглушила свой стон, прижав к губам весь уже смоченный слезами платок. Глухое рыдание ее могло сравниться только с рыданьем Душникова, когда он прощался с ней.
— Пойдемте в комнату, здесь сыро! — с участьем сказал Каютин.
Лиза, громко зарыдав, махнула ему рукой и кинулась бежать по аллее.
Каютин возвратился в комнату.
Граблин, узнав, что Лиза плакала, побежал к ней, но нигде не нашел ее и возвратился в комнату в сильном волнении.
— Степан Петрович, где Лиза? — спросила старушка, видя, что он пришел один.
— Не знаю, ее нет в саду.
— Где же она? — тревожно воскликнула бабушка и прибавила спокойнее:
— Верно, наверху!
— Я был там сейчас, ее нет! — с испугом заметил Граблин.
Все засуетились и кинулись в сад, взяли фонарь и стали искать Лизу.
Бабушка в отчаянии кричала в саду:
— Лиза! Лизанька! где ты?
Даже Соня, бледная, бегала по саду и кричала:
— Барышня, барышня! где вы? вас ищут!
В слезах привели бедную перепуганную старушку обратно в комнату; рыдая, звала она свою внучку. Граблин бегал, как сумасшедший, из саду наверх, потом опять в сад.
Но вдруг вбежала Соня и радостно объявила, что барышня очутилась у себя в комнате.
Все пошли наверх, но дверь была заперта на ключ; стали стучать, никто не откликался. Бабушка первая, едва сдерживая слезы, звала Лизу. Ответа не было! Граблин рвал на себе волосы и в исступлении кричал:
— Надо выломить дверь, может с нею что-нибудь случилось!
Кто-то кинулся к двери.
— Не сметь! оставьте меня в покое! — резким голосом произнесла Лиза и еще раз повернула ключ в замке.
— Лизанька, голубушка, покажись! что с тобою? — радостно сказала старушка, услышав голос своей внучки.
— Оставьте меня, молю вас, оставьте меня! — таким раздирающим голосом отвечала Лиза, что все стоявшие попятились от двери, переглянулись и замерли в каком-то недоумении, потом на цыпочках сошли вниз.
Уселись вокруг стола, пробовали завести разговор, но он не вязался. Гости разошлись, остался один Граблин с бабушкой, которая сильно горевала, что сделалось с Лизой?
В тот вечер они не дождались Лизы: она не вышла из своей комнаты; то же было и на другой день; она ничего не ела, даже не откликалась на нежные просьбы бабушки.
Старушка, наконец, пришла в такое отчаяние, что разрыдалась и, упав на колени перед дверью, решительно сказала:
— Я не встану, пока ты не отворишь мне двери, Лиза. Пусть тут умру я, старуха!
Дверь растворилась, и Лиза, с распухшими глазами, бледная, с воплем кинулась к своей бабушке и, целуя ей руки, твердила в отчаянии:
— Я не виновата, я не виновата!
Долго бабушка и внучка плакали вместе — одна от радости, другая от угрызения совести…
Лиза совершенно изменилась: в ней не осталось и тени детской резвости; в ее взгляде, в походке и во всех движениях выказывалась томительная грусть.
Бабушка часто не узнавала свою внучку и с беспокойством иногда спрашивала Граблина:
— Что с ней? да моя ли это Лиза?
Между тем Лиза была, казалось, покойна, даже предупредительна ко всем, особенно к Граблину, и если видела его скучным, то жала ему руку и умоляющим голосом говорила:
— Не скучайте, мне очень тяжело!
Или она горько плакала, уверяя, что она злодейка, что она отравляет жизнь всех, кто близок к ней.
Вместо смуглого и полного жизни цвет лица сделался у ней желтый, болезненный, щеки впали, глаза сделались еще больше, но лишились своего чудного огня. Лиза часто от слабости лежала по целым дням в постели, жизнь ее горела…
Глава VIII
Горе и радость перемешаны в жизни
Усердно искал Полиньку Каютин. Рассказы Граблина пробудили в нем темную надежду, что, может быть, она не виновата и счастье их еще возможно. Но поиски были напрасны, и он, наконец, с отчаянием прекратил их, решив, что она или умерла, или уехала куда-нибудь. И в уме его уже рисовался план самому пуститься снова в дорогу, забраться куда-нибудь подальше, к новым картинам природы, к новым трудам и впечатлениям; авось угомонится томительная тоска, которою полно было его сердце! Он ждал только весны, чтоб оставить Петербург.