— Я? Замешана? Ты в своем уме? И кто вам вообще такое сказал? Я просто сторож в детском саду! И что я могу знать?
— Не «что», а «кого». Вы прекрасно знаете, с кем встречалась Алена. Знаете, кто был ее любовником. Возможно, это он и убил ее, но может быть, и его жена. И если вы будете молчать в то время, как все ищут убийцу, то я сама лично сделаю так, что вас просто затаскают как свидетеля, понимаете? Больше того, вас обвинят в сокрытии информации, которая могла бы помочь следствию. Мне нечего терять! Вы бы видели, в каком состоянии сейчас ее родители. А дети! Не уверена, что Герман решился сообщить им правду о матери. Вера, мы долго будем здесь стоять?
— А кто в машине?
— Это неважно. Просто мой хороший знакомый. Он привез меня сюда.
— Получается, что ты нянечкой сюда устроилась специально для того, чтобы разнюхивать здесь все?
— У следователей и без того много работы. Не думаю, что они задержались бы здесь для опроса свидетелей. Вы поймите: убита молодая женщина, мать двоих детей!
— Ладно, проходи.
И она, косясь на машину, открыла калитку. Женя последовала за ней до дверей детского сада.
Впустив Женю в коридор, Вера тщательно закрыла за ними дверь и прямиком направилась на кухню, где она собиралась не только поужинать, но и, судя по всему, выпить. На столе помимо закуски, состоящей из холодных котлет, соленых огурцов и мясной запеканки, стояла початая бутылка каберне. Рядом — прозрачный графинчик с невинным компотом.
— Вот, сижу, поминаю Алену, — уже совсем другим тоном призналась она. — Уж не знаю, кто вам рассказал про меня, могу только догадываться, здесь никто не умеет держать язык за зубами, но теперь-то какая разница, когда ее уже не вернешь? А ведь я предупреждала ее, вернее, не то что предупреждала, но намекала ей, что рано или поздно все это откроется и что жена его, когда узнает, все ее кудрявые волосы повыдергивает! Но разве ж влюбленная женщина кого послушает? А что сейчас? Смерть снимает все грехи, вот так.
— Когда все это у них началось?
— Да у них и не заканчивалось. Если вы посмотрите на их школьную фотографию, то заметите, что они даже там стоят рядом, влюбленные, счастливые. Но потом случилась настоящая драма. Родители Олега…
— Олега?
— Олега Равича, мы же сейчас о нем говорим.
— Да, извините…
— Так вот, его родители как-то очень быстро свели их с Ириной, поженили. Ему и двадцати лет не было. Алена рассказывала, что собиралась себе вскрыть вены с горя, хотя какое же это горе? Так, девичье горе, от которого не умирают и которое лечится временем! Ну вот, и она, поразмыслив, решила, что это глупо, что она молода, что в нее влюблен Гера — хороший, положительный парень, который уже два раза делал ей предложение. Да и успокоилась. Но не сразу вышла за него замуж, помучила беднягу. Встречалась то с одним, то с другим, кружила парням голову, она это умеет. А потом на встрече выпускников снова встретилась с Олегом. Вот тогда-то все чувства и вернулись. Они тогда прямо с вечеринки поехали в аэропорт и купили билеты в Сочи на первый же рейс. И улетели! Уж не знаю, как он объяснил это жене и ее родителям, должно быть, придумал что-то такое, что они ему поверили. Скандала не было. И с тех пор они встречались по-тихому, тайно, и практически не расставались. Он помог ей устроиться сюда, к нам, и иногда, не так часто, конечно, они проводили время здесь, в ее кабинете. Она меня и не просила молчать, я сама все понимала. Мы, женщины, должны поддерживать друг друга. Приезжали голубки вот на такой же шикарной машине, что и ты приехала, ну или почти на такой, я в них не разбираюсь, знаю только, что иномарка дорогая, черная, блестящая. Я спала в прачечной на раскладушке, а они, говорю же, располагались в ее кабинете. Понятное дело, что были шампанское или коньяк, они закусывали не запеканкой или пряниками, как я. Он приносил большие такие, тяжелые пакеты с закусками, фруктами, икрой, дорогими напитками. Конечно, все это не съедалось, и когда они уезжали, все, что оставалось, предназначалось мне как бы за молчание. Понятное дело, что я после этого шиковала. Там мясо не мясо, рыба не рыба, икра, говорю же, конфеты… Олег совал мне всегда и деньги, и я брала, честно скажу. После того как они уезжали, я прибиралась в кабинете, проветривала, собирала постель и бросала в корзину с грязным бельем.
— И прачка ничего не замечала?
— Замечала. Подкалывала меня, все спрашивала, кого это я привожу, ведь у меня муж есть. Она до сих пор считает, что у меня есть любовник и что я ради него душусь дорогими духами. Уж не знаю, как это получалось, что от постели всегда пахло духами. Была бы наша Сусанна, так зовут нашу прачку, она армянка, такая хорошая, душевная женщина… Так вот, была бы она повнимательнее, то заметила бы, что так же благоухает и сама Алена. Ну и еще кое-что на простынях, наволочках оставалось, помада там, сами понимаете… Однажды, когда я рассказала Алене, что Сусанна меня подозревает, она попросила меня уносить использованные простыни и наволочки к себе домой, постирать. И вообще, эти простыни… Я точно знаю, что в сумке Алены, а сумки все у нее объемные — она же в них и документы носит, и продукты домой покупает… Короче, на самом дне сумки всегда лежит сложенная и уложенная в пакет простыня. Алена сама мне показывала, смеялась, говорила, что она, как пионер, «всегда готова!». Веселая была, жизнь любила и ничего, ничего не боялась!