Энди повернулась к девочке.
– Полагаю, ты мама?
Габби усмехнулась.
– Я знаю, что вы так не думаете.
– Не думаю?
Габби покачала головой.
– Нет. Вы врач, а врачи действительно умные.
– Я тоже такое слышала. – Энди села на табурет. – Итак, насколько я понимаю, ты собираешься в лагерь, – она взглянула на Карли. – Это же ваша дочь едет, верно? Не вы.
Карли рассмеялась.
– Я бы с удовольствием провела месяц в лагере, подальше от своей обычной жизни. Но вряд ли прохожу по возрасту.
Габби хихикнула.
Энди наклонилась к ней.
– Итак, расскажи мне об этом лагере.
– Это будет здорово! Он в горах, и там есть лошади, но самое приятное – я помогу написать настоящую пьесу, а потом мы ее поставим и все такое.
– Ух ты! Я тоже хочу поехать.
– Я прямо жду не дождусь, – призналась Габби.
– Понимаю.
Энди вытащила из кармана стетоскоп.
– Ты ездишь верхом?
– Я собираюсь научиться.
Она начала осмотр, работая медленно и задавая Габби все новые вопросы, чтобы та продолжала рассказывать о лагере, а не беспокоилась о том, будет ли больно. Когда мать и дочь вышли из кабинета, она сделала несколько пометок на распечатке, а затем вздохнула. Это действительно будет хороший день.
В понедельник вечером Дина загрузила на семейную страницу в соцсети последние две фотографии и просмотрела свежую запись. Это была информация о том, как девочки учатся в школе. Орфография и грамматика заботили ее меньше, чем тон. Она не хотела, чтобы кто-нибудь, прочитав эти слова, догадался, что что-то не так.
Сохранять видимость «Господи, конечно, я в порядке, а почему вы спрашиваете?» было утомительно. И бессонница сказывалась. Она проводила большую часть ночи, лежа без сна на большой кровати, удивляясь, как все так запуталось, и пытаясь понять, почему она оказалась плохой.
Если бы Дина была похожа на свою мать, она бы поняла негодование Мэдисон и ужасные обвинения Колина. Но это было не так. Дом был прибран, она готовила еду, уделяла семье внимание. Никто не находил ее пьяной, лежащей без сознания в собственной блевотине. Она ни разу не замахнулась на детей, не говоря уже о том, чтобы избивать их. Они не вздрагивали, когда она проходила мимо. Но они не обожали ее так, как обожали отца, не подбегали к ней и не радовались, когда она входила в комнату. Хоть убей, она не могла понять почему.
Она пыталась убедить себя, что это лишь потому, что Колина так часто не бывает дома. Он менее доступен, чем она. Но Дина не была уверена, что в состоянии поверить в это. Дело в чем-то другом. Если бы она только знала, в чем именно.
Она потерла виски, желая, чтобы глаза не горели так сильно.
– Завтра я уезжаю.
Дина подняла глаза и увидела входящего в кабинет Колина. Они почти не разговаривали после его словесного выпада в парке в пятницу, и она определенно не хотела говорить с ним сейчас. Но пришлось.
– Когда вернешься? – спросила она.
– В четверг. – Он закрыл за собой дверь кабинета и направился к письменному столу. – Ты подумала над тем, о чем мы разговаривали на прошлой неделе?
Она встала так, чтобы смотреть прямо на него, а не снизу вверх.
– Мы не разговаривали. Ты сказал, что я все делаю неправильно, а потом ушел. Это не разговор.
Он изучающе посмотрел на нее.
– Ты права. Так давай поговорим сейчас.
– Я посвятила жизнь заботе о тебе и девочках, но в итоге получила только обвинения и страдания.
– Ждешь благодарности?
Конечно. Она была чертовски хорошей матерью и отличной женой. Но никто из них не ценил ее.
– Не хочу быть твоей боксерской грушей.
Он поднял брови.
– Не утрируй.
– А как бы ты это назвал? Ты говоришь мне такие вещи, а потом настраиваешь детей против меня. – Ее горло сжалось, но она не хотела показывать слабость. – Не знаю, чего ты от меня хочешь. Мне больше нечего тебе дать.
– Тогда у нас проблема, потому что я действительно хочу большего. Я хочу быть частью происходящего. – Он засунул руки в карманы джинсов.
– Что это значит?
– Это значит, что тебе стоит немного ослабить поводья. У тебя десятки правил для нас – для меня и девочек. Ты хочешь полностью контролировать, куда мы идем, что носим, что едим.
– Я готовлю обед и ужин. Это не контроль. – Несправедливость уязвила ее. – И веду календарь мероприятий, чтобы знать, кого и куда нужно отвезти. Почему ты искажаешь смысл моих слов и поступков?
Дина хотела сказать ему, что раз он так несчастен, то может уйти. Только она не была готова остаться одна.
– Ты говоришь обо мне как о монстре, но я не монстр.
Его лицо напряглось.
– Сегодня вечером за ужином Одри попросила вторую порцию лазаньи, а ты сказала ей «нет».