Я глянул на мистера Брейка и тут же поспешил убраться от него подальше. В глазах этого крепкого и не выспавшегося человека опять закрутился бледный дымок безумия. Звериный хохот догнал меня на выходе из квартиры, и его поддержали звуки крушимой квартиры. Мистер Вальс же не обратил на это никакого внимания – он спокойно спускался по загаженному подъезду, и все не мог найти вторую перчатку.
– Что с ним не так? – спросил я, когда он достал ее из заднего кармана брюк.
– Наркотики и шизофрения – этот коктейль готовят в аду, – спокойно ответил он.
Мы вышли из дома. Из людей Лекса Мата остался только тот здоровяк. Он курил у угла, косо разглядывая нас. Сверху эхом донесся вой. Видимо квартира разносилась основательно и вдребезги. Мы залезли в машину, стали ждать, когда мистер Брейк закончит.
Он вышел весь взмыленный, притом ничуть не уставший, с играющей на губах зловещей улыбкой. Кивнув здоровяку у угла, он сел за руль, и мы поехали. Солнце уже шло к западу, а с востока надвигались сплошным одеялом грозовые тучи. Завтрашний день обещал быть буреносным. Мимо проносились серые стены литейных цехов, свистки завали рабочих домой. Они шли вдоль дороги, угрюмые и грязные, с острой решимостью в глазах. Большинство пойдет в бар, и только немногие вернутся к семьям. Я видел таких людей: они заходили в соседнюю с моим домом пивнушку. Это особые люди. Они такие же твердые и тяжелые, как и сталь, что плавится в печах.
Чистое поле приятно освежило глаз. Пригород закончился, и автострада несла нас обратно в Сити. Мистер Брейк посмотрел на меня через зеркало заднего вида. Видимо я показался ему приунывшим, и он включили радио. Заиграл бодрый мотив американского рока. Голос из динамиков призывал матерей не позволять детям идти темной дорогой, и не пускать в Дом, в котором встает солнце. Песня закончилась, диктор объявил новости.
– А сейчас полиция Айппал-сити передает важное сообщение всем слушающим, – говорил диктор. – В городе участились нападения на ночных прохожих в спальных районах. Этой ночью было найдено тело женщины двадцати шести лет. Женщину изнасиловали и зарезали в одном из переулочков Восточного Италитауна. Полиция города призывает всех жителей быть осторожными и сообщать о любых подозрительных происшествиях…
Мистер Вальс выключил радио.
– Довольны собой, мистер Брейк? – спросил он, закурив и уставившись в окно.
Мистер Брейк лишь оскалился.
Мы подъехали к моему дому уже ночью. На улице не было ни души, только одиноко горящие вывески магазинов, да фонари освещали грязные мостовые. Начал крапать дождь. Мистер Вальс сказал, что скоро они заедут за мной, после чего машина укатила в плохо освящаемую ночь.
Поднявшись в квартиру, я устало сел возле двери. Всего один день понадобился, чтобы изменить все. Многие пытаются годами: заводят новых знакомых и любовниц, пытаются кардинально изменить время досуга, начинают заниматься всякими глупостями. А всего-то и надо раскроить кому-нибудь башку.
Я прошел на кухню и заглянул в холодильник. Там все еще стояла недобитая упаковка пива. Взяв банку и отхлебнув, я уставился в окно, на улицу.
– Кажется, сидя дома, я влип в жесткое дерьмо, – сказал Карло в пустоту.
Я допил пиво и свалился на кровать.
Беспокойные сны одолевали меня ночью: все мелькал маленький человечек, скрюченный в луже крови; лица двух напарников – серокаменная маска мистера Брейка в сумраке, и угольно черное рогатая морда мистера Вальса в белом сиянии. Они крутились вокруг меня и корейца, шепча, что пути назад нет. И этот вопль, – Damyeon agma! – с какой злобой он выкрикнул, выплюнул, словно проклятие.
Я вздрогнул и проснулся. За окном все еще стояла ночь, и в ней шумел незримый дождь. Толстые капли ползли по запотевшему стеклу, протекали на подоконник. Молнии, бившие в громоотводы, озаряли комнату. Возле кровати стоял мистер Вальс, как и прежде, в белом костюме, но с накинутым серым плащом. Он смотрел в окно, и задумчиво чиркал никелированной зажигалкой.
– Этот убогий город, пристанище гнили, всей сучьей породы земли, – сквозь зубы прошипел он. – Его строили как надежду, как светлое будущее, в котором люди будут равны и начнет процветать общество. Город свободных умов и правдивых мыслей, город человеческого идеала. Богаче Нью-Йорка, влиятельней Москвы, легендарней Парижа – он стал поганейшей клоакой. И даже священный огонь не выжжет всей мерзости и заразы из него. – Молния очертила точные и благородные черты мистера Вальса. – Будь ты проклят, Синий город, и будь проклята твоя история.
И снова молния сверкнула в комнате. На кухне хлопнула дверца холодильника. Видимо, мистер Брейк все же нашел что-то внутри, потому что он сразу загремел табуреткой и ножами.