— Да возле Дуванки, — пояснил Тараска. — Той, шо на Украине. А Гайдуковка наша до России отошла. У нас там прямо по мосту кордон сварганили.
— По какому мосту? — не понял дядька.
— Ну, через речку, — ответил Тараска. — Мы прямо по этой речке и переходим кордон. Вброд. Из Гайдуковки в Дуванку. А из Дуванки обратно в Гайдуковку.
— Кто переходит? — опять не понял дядька.
— Ну, все, кому до родичей трэба. Або в магазин.
— А по мосту, что ли, нельзя?
— Ни! Там кордон. В Дуванке хохлы, а в Гайдуковке москали. Только мы вовсе не москали.
— Так ты, выходит, сюда из России приехал? — нахмурился дядька.
— Ни, из Дуванки.
Тут Тараскин собеседник почему-то сильно рассердился:
— Я чую, что с тобой каши не сваришь! Я тебе про Фому, а ты про Ерему. Твои родители где?
— Диду каже, шо десь ушились.
— Так ты, стало быть, с дедом?
— Ага! Ще з нами бабуня.
— Ну, и где же они теперь?
— У хате. Я на работу подался, а воны у хате на хозяйстве остались.
Дядька на эти слова ничего не ответил, а только сильно подозрительно осмотрел Тараску с ног до головы. Потом подумал немного и сказал: "Вот, что, братец, пошли-ка мы лучше с тобой в милицию! Пусть милиция с тобой разбирается. А у меня уже что-то от твоих баек голова кругом пошла". И он потащил Тараску в отделение.
Там пришлось Тараске все сначала объяснять.
— Ну, и шо нам з тобою робыты? — спросил сонный дежурный, выслушавши непонятные Тараскины объяснения.
— Ничего не надо робыты, — посоветовал Тараска. — Утром за мною дядька с автобусом приедет и до дому повезет.
— А я так думаю, шо надо хлопца отправить у Ростов, якшо вин российский гражданин, — сказал дежурный по вокзалу. Это он так потому сказал, что очень уж не хотелось ему оставлять Тараску на вокзале. Но дежурному милиционеру тоже не хотелось возиться с ребенком, поэтому он приказал отвести Тараску назад в зал ожидания. "Хай хлопец ждэ того шофера, который привиз дытыну сюда", — сказал он и выпроводил всех из дежурки. И дядька, разбудивший Тараску, отвел хлопца назад в зал ожидания.
Но утром шофер автобуса на вокзале не появился. Забыл, наверное, про Тараску. Тараска ждал, ждал, потом понял, что ждать бесполезно. Ну, он разыскал вокзальный буфет и купил себе два пирожка с картошкой и газировку. Быстренько позавтракав, Тараска пошел осматривать вокзальные окрестности. Надо сказать, что вокзал и окрестности Тараске не понравились: кругом грязь и кучи мусора. И еще какие-то пьяницы прямо на земле валяются. Разве это порядок? Тараска побрел по улице, идущей прямо от вокзала.
И тут из-за угла большого обшарпанного дома навстречу Тараске вынырнул мальчуган лет семи.
— Ты кто? — полюбопытствовал он, перегородив Тараске путь.
— А ты кто?
— Я первый спросил.
— Ну, Тараска. А тебя как зовут? — вполне миролюбиво сказал Тараска.
— Меня Тюхой зовут. А ты видкиля?
— Я з Дуванки. На автобусе приехал. Меня шофер обещал утром назад увезти, да, мабудь, забув.
— Я чого ты до нас пошел? Тут наша территория.
— А ты, шо, бить будешь?
— Ни, не буду! — успокоил Тюха. — Я бачил, як тэбэ у милицию ночью водили.
— А защо ты не спал ночью, якщо меня бачил?
— Я по ночам працюю.
— Шо робишь?
— Це мое дило, шо роблю. Ходым до моей хаты! — неожиданно предложил Тараске новый приятель.
— Це далеко?
— Ни! Зовсим рядом. Дома у нас лапша е. Йи не трэба варить. Дуже вкусная.
— Ну, ходым! — согласился Тараска.
Тюха повел Тараску куда-то вглубь дворов. Они долго петляли между гаражами и мусорками, пока, наконец, ни наткнулись на ветхое строение, больше похожее на сарай, нежели на жилое помещение. Входная дверь этого помещения безжизненно висела на нижней петле. Поэтому в дом можно было заходить очень даже свободно.
Сразу же за дверью в крохотных сенцах стояла газовая печь, на которой громоздилась большая алюминиевая кастрюля без крышки. Из кастрюли валил густой пар и едкий запах какого-то непонятного варева.
— Шо там такэ? — спросил Тараска, кивнув на кастрюлю.
— Цэ маты йижу для животных робэ.
— Яких животных?
— Ну, у двори тут всяки собаки та кошки ошиваются. Их же трэба гудуваты? — объяснил Тюха. — Маты каже, шо воны божьи твари, а потому потрибно гудуваты их. От вона собирае скрозь йижу, потим варэ и дае всякой худобе.
Зашли в комнату, в которой было довольно темно, поскольку единственное маленькое оконце, устроенное где-то возле потолка, было занавешено какой-то тряпкой. Присмотревшись в полутьме через некоторое время, Тараска углядел в углу комнаты кровать, на которой в ворохе очень даже несвежего постельного белья прямо в одежде спала женщина неопределенных лет. Когда мальчики вошли в комнату, она развернулась лицом к вошедшим и, не поднимаясь с кровати, принялась недовольно кряхтеть.