— Не-е, — успокоил его Тарас. — Я по своим делам. Ну, а если б и с агитацией, это что, преступление?
— Цэ паскудное дило, якщо против своих агитировать, — сказал Иван. — А я розумив, шо ты за хлопцем своим приехал.
— За каким хлопцем?
— Як, за каким? За твоим. Шо у старого Головы живе.
— Откуда у них мой хлопец появился? — удивился Тарас.
— Тьфу! Да ты шо, з горища свалился? Кажу тебе: твой хлопец у деда живе. Весь твой портрет с головы до ног. Только маленький.
— Да откуда ж он взялся, этот портрет? — взвился Тарас, вмиг протрезвевши.
— Ну, брат, тебе это лучше знать, — хихикнул Иван и добавил. — А что касается дидов твоих, так им голопуза твоего Марго подбросила. Родила, дидам скинула и ушилась десь.
— Как, ушилась?
— Так, ногами!
Тарас поднялся и пошел к двери.
— Куда же ты? — встрепенулся Иван. — Погодь! Горилка-то як?
— Иди ты!.. — огрызнулся Тарас и выскочил вон.
4
— Чтоб тебе повылазило! — ругнулся Тарас, выбравшись из темного клубного коридора прямо в колючие кущи терновника. Шарахаясь и чертыхаясь, потащился во мраке вдоль заборов, возбуждая дуванских собак. Брел, сам не зная куда. Наконец, остановился, осмотрелся, защемило в груди. "Что за бредь этакая? — подумал. — Хлопец… у стариков… портрет какой-то?.. Ах, да, мой портрет… Марго подкинула". Добрел до какой-то скамейки и сел. И тут же у него за спиной по другую сторону забора забрехала собака.
— Чтоб ты сдохла! — от всей души пожелал ей Тарас. Потом нехотя встал и побрел назад, к центру дуванской цивилизации.
Выходя на дорогу, оглядел освященную фонарями окрестность. Памятные места, черт возьми! Сколько он тут нашастал с девчатами! Всю округу вдоль и поперек прочесал. Эх, чудная жизнь тогда была! И главное, девки-то сами липли. А он что? Он же не дурак. Пойдет после вечеринки провожать какую, так и примется про свою загадочную натуру да про высокие чувства заливать. А та и развесит уши, губы раскатает. Дуры девки! Что еще можно сказать?
Любил ли он когда-нибудь по-настоящему? И что она за штука такая — любовь? Когда приходит она в жизнь твою, если вообще приходит? Может, это когда в груди защемит от прикосновения дивчины, и заколотится сердце при мысли, что сейчас ты ее поцелуешь? Или, может, когда вскакиваешь ты, как обалденный, с кровати утром и бежишь на работу, зная, что там, именно в том месте, сейчас ты увидишь ее? И тебе легко с ней и трудно. И ты сам не свой, и мысли у тебя не твои, и душа, потому что весь ты и весь твой мир принадлежит ей. Но если это любовь, то почему так мгновенно улетучивается она от тебя, едва ты после упорной борьбы, наконец, обретаешь свое счастье? Да и счастье ли это — минуты блаженства? А потом? А потом, в лучшем случае, скука. И желание искать новые ощущения. Только уже с другой. Что это за жизнь такая, черт возьми?!
И любви никакой никогда не бывает. Есть только одно желание и потребность совокупления. Секс, одним словом. И все! А всякие там брехни про чувства и прочие чертовщины умные люди придумали для романтических идиотов. Чтоб обуздать естественное стремление человека к свободе. Человек не свободен, когда он с кем-нибудь связан. А если он не свободен, то тогда, получается, он живет хуже любого животного. Поскольку животное не связывает себя какими бы то ни было узами. Всякое животное живет вольно. У него нет чувств и совести. "Это, что же, выходит, я как животное?" — мысленно ужаснулся Тарас. Но тут же заставил себя успокоиться. "Нет, я человек, потому что у меня есть правила и честь. И я держу обязательства".
Размышляя и спотыкаясь, добрел Тарас до порога дома для приезжих. Как и девять лет назад в этом заведении заправляла все та же бабка Горпына, суровая и мощная женщина. Теперь от её мощности остались разве что мощи. Как ни странно, а Тараса бабка признала сразу. Словно вчера только виделись.
— Чому запозднився, соколик? — поинтересовалась она.
— Ивана встретил.
— А чого вин до сэбэ не взял?
— Он заблудился.
— А-а, ну, ходым в хату! Бо ты, чую, сам трошки заблукал, — прошамкала Горпына и повела Тараса в дом.
— Дытыну зустрил, чи як? — спросила она, провожая в комнату.
— Нет еще, — отмахнулся Тарас и подумал: "Хорошо, что Иван сказал, а то, представляю, как бы я сейчас выглядел в своем неведении". Тарас прошел в маленькую чистенькую комнатку для приезжих. В доме у Горпыны всегда было чистенько и уютно: бабка еще та чистюля.
Тарас оглядел комнату и усмехнулся: надо же, будто и не было этих девяти лет. Все так же и на том же месте: деревянная односпалка, тумбочка, два стула и стол. Возле двери вешалка, а на кровати два полотенца. Тарас швырнул на стул портфель и взял полотенце в намерении принять, наконец, душ. Но тут он вспомнил, что в этом доме нет ни душа, ни крана. Есть только рукомойник в коридоре. Остальные удобства во дворе. "Деревня", — подумал Тарас, повесил полотенце назад и решил не умываться вовсе. Не хотелось опять встречаться с бабкой Горпыной.