Мужчина в клетчатом пиджаке вышел из здания на улицу. Оглянулся, немного понаблюдал за тем, как одно за другим гаснут желтые огоньки окошек, как утомленные дневными заботами люди расходятся по домам. Процокали по потрескавшемуся асфальту дамские каблучки, прошуршали подошвы очкастого клерка, звонко отчеканил шаг вояка, многоголосой сорочьей стаей разлетелись десятки сотрудников неведомых отделов и всклокоченные посетители.
Последней здание покинула миловидная дама в пуховом платке. В одной руке она сжимала старомодную сумочку, в другой — потертый том с выцветшими буквами на обложке.
— О! Это вы? Ну как, вас можно поздравить? Успешно?
— Да как сказать… — замялся он.
— Вот и правильно, — улыбнулась дама. — Берегите себя.
И неторопливой походкой пошла в сторону автобусной остановки.
Мужчина в задумчивости смотрел ей вслед до тех пор, пока дама не скрылась за изгибом дорожки, потом словно очнулся и уставился на серый листок в своей руке. Покрутил его, сложил аккуратно вдвое, минуту поколебался, затем смял и бросил в урну.
А потом лихо сдвинул шляпу на бок, застегнул пиджак на обе пуговицы, перехватил портфель поудобнее, подмигнул показавшемуся из-за крыш серпу молодой луны и зашагал в сгущающиеся сумерки.
Тень третья. Старик и принтер
Джейкоб Грэхэм, или как часто говорили в порту — старина Джимми, нахлобучил на голову широкополую шляпу, сунул ноги в туфли, завязал покрепче клетчатый шерстяной шарф, затем привычным жестом подхватил под мышку старенький лазерный принтер и вышел за порог.
Ключ провернулся в замке ровно на два с половиной оборота, раздался знакомый щелчок. Старина Джимми на всякий случай дернул ручку: дверь оказалась надежно закрыта, как и в любое другое воскресное утро за последние лет двадцать. Старик удовлетворенно кивнул и, слегка опираясь на трость, захромал в сторону моря.
Набережная встретила его легким утренним бризом, криками чаек и запахом водорослей. Море, еще слегка неспокойное после вечернего шторма, глухо ворочалось в камнях, вздыхая то ли по ушедшему лету, то ли в предчувствии затяжного периода дождей. Однако немногочисленные гости набережной совершенно не слушали его ворчания, искренне радуясь хорошей погоде и ласковому солнышку.
Старина Джимми неторопливо миновал ограду из аккуратно подстриженных кустов, одолел три ступеньки, ведущие к длинной аллее, и, присмотрев невдалеке свободную лавочку, уверенно направился в её сторону. Слегка крякнув и мысленно обругав разнывшиеся колени, он опустился на сиденье, умостил принтер слева от себя и, удобно устроив подбородок на руках, сложенных поверх набалдашника трости, принялся наблюдать.
— О! Мистер Грэхэм, с добрым утром! Отличная погода, не правда ли?
Мимо лавочки неторопливо продефилировала дама в шляпке, украшенной букетом фиалок.
— Отличная, миссис Гастингс!
— Вас опять не было на мессе, мистер Грэхэм. Пастор уже даже перестал спрашивать, что задержало вас на этот раз.
— Важные новости, миссис Гастингс, важные новости. Вы слышали, в порту случился затор: ветром развернуло грузовое судно и оно едва не влетело носом в пирс?
— Нет, впервые слышу, — наморщила носик дама. — А вы-то тут при чем?
— Вы же знаете, этот порт мне как дом родной, всю жизнь там проработал. Не мог же я отправиться в церковь, не узнав, чем дело кончилось. Увы, но утренний выпуск новостей совпадает по времени с мессой.
— А по-моему, воскресная служба всяко важнее каких-то там судов и пирсов.
— Кому как, миссис Гастингс. Кому как. Доброго дня вам!
Старина Джимми приподнял шляпу и даже слегка поклонился, давая понять, что разговор окончен. Дама неодобрительно покачала головой, буркнула что-то вроде "сумасшедший" и продолжила прогулку.
— А ты, верный друг, тоже считаешь, что бормотание на латыни — более полезное занятие, чем разгрузка и навигация? — рука мистера Грэхэма как бы невзначай хлопнула по крышке принтера. — Знаю, знаю, не ворчи. Конечно нет, ты же разумный и трезвомыслящий, мда. В отличие от некоторых. Не обижайся.
Море, повинуясь особо сильному порыву ветра, громко хлюпнуло о скалы, обдав гуляющих крохотными брызгами. Старик откинулся на спинку лавочки, и начал неторопливые рассуждения:
— Вот возьмём, к примеру, нас с тобой. Ты ведь ни разу в церкви не был, и это не помешало тебе всю жизнь исправно выполнять свои обязанности. Более того скажу, — он заботливо стер с крышки соленую влагу, — не помню за тобой ни одного злого поступка, стало быть, и исповедоваться тебе не в чем. Я, конечно, не так безупречен, что уж тут говорить. И выпивал лишнего, и кулаки почесать был не прочь, по молодости-то. Ты не застал, знаю, давно это было, ох, давно. Да только какое до этого дело пастору? У него сестра опять с пузом ходит, а отца, как и в прошлые три раза, никто и в глаза не видел, реставрация застопорилась, алтарь ветшает… Вот он, лис рыжий, всё больше в карман мой смотрит, а не в душу. Доброго утра тебе, Альберт!