– Великолепно, – сказал Кестер. – Это нам очень кстати. А как с нашей сметой?
– Тоже утверждена.
– Без сокращений?
Барзиг зажмурил один глаз:
– Сперва господа не очень соглашались, но в конце концов…
– Еще по одной за страховое общество «Феникс»! – воскликнул Ленц, наливая в стаканы.
Барзиг встал и начал прощаться.
– Подумать только, – сказал он, уже уходя. – Дама, которая была в форде, всё же умерла несколько дней тому назад. А ведь у нее лишь порезы были. Вероятно, очень большая потеря крови.
– Сколько ей было лет? – спросил Кестер.
– Тридцать четыре года, – ответил Барзиг. – И беременна на четвертом месяце. Застрахована на двадцать тысяч марок.
x x x
Мы сразу же отправились за машиной. Она принадлежала владельцу булочной. Он ехал вечером, был немного пьян и врезался в стену. Но пострадала только его жена; на нем самом не оказалось даже царапины. Мы встретились с ним в гараже, когда готовились выкатывать машину. Некоторое время он молча присматривался к нам; несколько обрюзгший, сутулый, с короткой шеей, он стоял, слегка наклонив голову. У него был нездоровый сероватый цвет лица, как у всех пекарей, и в полумраке он напоминал большого печального мучного червя. Он медленно подошел к нам.
– Когда будет готова? – спросил он.
– Примерно через три недели, – ответил Кестер.
Булочник показал на верх машины:
– Ведь это тоже включено, не правда ли?
– С какой стати? – спросил Отто. – Верх не поврежден.
Булочник сделал нетерпеливый жест:
– Разумеется. Но можно ведь выкроить новый верх. Для вас это достаточно крупный заказ. Я думаю, мы понимаем друг друга.
– Нет, – ответил Кестер.
Он понимал его отлично. Этот субъект хотел бесплатно получить новый верх, за который страховое общество не платило, он собирался включить его в ремонт контрабандой. Некоторое время мы спорили с ним. Он грозил, что добьется, чтобы у нас заказ отняли и передали другой, более сговорчивой мастерской. В конце концов Кестер уступил. Он не пошел бы на это, если бы у нас была работа.
– Ну то-то же. Так бы и сразу, – заметил булочник с кривой ухмылкой. – Я зайду в ближайшие дни, выберу материал. Мне хотелось бы бежевый, предпочитаю нежные краски.
Мы выехали. По пути Ленц обратил внимание на сидение форда. На нем были большие черные пятна.
– Это кровь его покойной жены. А он выторговывал новый верх. «Беж, нежные краски…» Вот это парень! Не удивлюсь, если ему удастся вырвать страховую сумму за двух мертвецов. Ведь жена была беременна.
Кестер пожал плечами:
– Он, вероятно, считает, что одно к другому не имеет отношения.
– Возможно, – сказал Ленц. – Говорят, что бывают люди, которых это даже утешает в горе. Однако нас он накрыл ровно на пятьдесят марок.
x x x
Вскоре после полудня я под благовидным предлогом ушел домой. На пять часов была условлена встреча с Патрицией Хольман, но в мастерской я ничего об этом не сказал. Не то чтобы я собирался скрывать, но мне всё это казалось почему-то весьма невероятным.
Она назначила мне свидание в кафе. Я там никогда не бывал и знал только, что это маленькое и очень элегантное кафе. Ничего не подозревая, зашел я туда и, едва переступив порог, испуганно отшатнулся. Всё помещение было переполнено болтающими женщинами. Я попал в типичную дамскую кондитерскую.
Лишь с трудом удалось мне пробраться к только что освободившемуся столику. Я огляделся, чувствуя себя не в своей тарелке. Кроме меня, было еще только двое мужчин, да и те мне не понравились.
– Кофе, чаю, шоколаду? – спросил кельнер и смахнул салфеткой несколько сладких крошек со стола мне на костюм.
– Большую рюмку коньяку, – потребовал я. Он принес. Но заодно он привел с собой компанию дам, которые искали место, во главе с пожилой особой атлетического сложения, в шляпке с плерезами.
– Вот, прошу, четыре места, – сказал кельнер, указывая на мой стол.
– Стоп! – ответил я. – Стол занят. Ко мне должны прийти.
– Так нельзя, сударь, – возразил кельнер. – В это время у нас не полагается занимать места.
Я поглядел на него. Потом взглянул на атлетическую даму, которая уже подошла вплотную к столу и вцепилась в спинку стула. Увидев ее лицо, я отказался от дальнейшего сопротивления. Даже пушки не смогли бы поколебать эту особу в ее решимости захватить стол.
– Не могли бы вы тогда по крайней мере принести мне еще коньяку? – проворчал я, обращаясь к кельнеру.
– Извольте, сударь. Опять большую порцию?
– Да.
– Слушаюсь. – Он поклонился. – Ведь это стол на шесть персон, сударь, – сказал он извиняющимся тоном.
– Ладно уж, принесите только коньяк. Атлетическая особа, видимо, принадлежала к обществу поборников трезвости. Она так уставилась на мою рюмку, словно это была тухлая рыба. Чтоб позлить ее, я заказал еще один и в упор взглянул на нее. Вся эта история меня внезапно рассмешила. Зачем я забрался сюда? Зачем мне нужна эта девушка? Здесь, в суматохе и гаме, я вообще ее не узнаю. Разозлившись, я проглотил свой коньяк.
– Салют! – раздался голос у меня за спиной. Я вскочил. Она стояла и смеялась:
– А вы уже заблаговременно начинаете? Я поставил на стол рюмку, которую всё еще держал в руке. На меня напало вдруг замешательство. Девушка выглядела совсем по-иному, чем запомнилось мне. В этой толпе раскормленных баб, жующих пирожные, она казалась стройной, молодой амазонкой, прохладной, сияющей, уверенной и недоступной. «У нас с ней не может быть ничего общего», – подумал я и сказал:
– Откуда это вы появились, словно призрак? Ведь я всё время следил за дверью.
Она кивнула куда-то направо:
– Там есть еще один вход. Но я опоздала. Вы уже давно ждете?
– Вовсе нет. Не более двух-трех минут. Я тоже только что пришел.
Компания за моим столом притихла. Я чувствовал оценивающие взгляды четырех матрон на своем затылке.
– Мы останемся здесь? – спросил я.
Девушка быстро оглядела стол. Ее губы дрогнули в улыбке. Она весело взглянула на меня:
– Боюсь, что все кафе одинаковы.
Я покачал головой:
– Те, которые пусты, лучше. А здесь просто чертово заведение, в нем начинаешь чувствовать себя неполноценным человеком. Уж лучше какой-нибудь бар.
– Бар? Разве бывают бары, открытые средь бела дня?
– Я знаю один, – ответил я. – И там вполне спокойно. Если вы не возражаете…
– Ну что ж, для разнообразия…
Я посмотрел на нее. В это мгновенье я не мог понять, что она имеет в виду. Я не имею ничего против иронии, если она не направлена против меня. Но совесть у меня была нечиста.
– Итак, пойдем, – сказала она.
Я подозвал кельнера, – Три большие рюмки коньяку! – заорал этот чертов филин таким голосом, словно предъявлял счет посетителю, уже находившемуся в могиле. – Три марки тридцать.
Девушка обернулась:
– Три рюмки коньяку за три минуты? Довольно резвый темп.
– Две я выпил еще вчера.
– Какой лжец! – прошипела атлетическая особа мне вслед. Она слишком долго молчала.
Я повернулся и поклонился:
– Счастливого рождества, сударыня! – и быстро ушел.
– У вас была ссора? – спросила девушка на улице.
– Ничего особенного. Просто я произвожу неблагоприятное впечатление на солидных дам.
– Я тоже, – ответила она.
Я поглядел на нее. Она казалась мне существом из другого мира. Я совершенно не мог себе представить, кто она такая и как она живет.
x x x
В баре я почувствовал твердую почву под ногами. Когда мы вошли, бармен Фред стоял за стойкой и протирал большие рюмки для коньяка. Он поздоровался со мною так, словно видел впервые и словно это не он третьего дня тащил меня домой. У него была отличная школа и огромный опыт.