— Ну-ка, Робби, притащи наш ром! Ведь он заветный — припасен для дня рождения!
— Для дня рождения? А у кого это день рождения? — спросила девушка.
— У меня, — сказал я. — Меня и так уж весь день преследуют из-за этого.
— Преследуют? Вы что же — не хотите, чтобы вас поздравляли?
— Нет, хочу, — сказал я. — Поздравлять — это совсем другое.
— Ну тогда всего вам самого хорошего!
Секунду я держал ее руку в своей и чувствовал ее теплое, сухое пожатие. Потом пошел за ромом. Небольшой загородный ресторан стоял посреди огромной безмолвной ночи. Кожаные сиденья нашей машины были влажны. Я стоял и смотрел на горизонт, где небо окрасилось красноватым заревом города. Я охотно стоял бы так еще и еще, но Ленц уже звал меня.
Биндингу ром пришелся не по нутру. Это стало заметно уже после второй рюмки. Пошатываясь, он пошел в сад. Я встал и вместе с Ленцем направился к стойке. Он потребовал бутылку джина.
— Изумительная девушка, тебе не кажется? — спросил он.
— Не знаю, Готтфрид, — отвечал я. — Я не присматривался к ней.
Он пристально посмотрел на меня своими лучистыми голубыми глазами, затем покачал разгоряченной от хмеля головой.
— Зачем же ты, собственно, живешь, детка?
— Сам уже давно хочу это понять, — ответил я.
Он рассмеялся.
— Мало ли чего ты хочешь! Так просто этого никому не понять… А я пойду и попробую разведать, что там между ними — между этой девушкой и этим толстым автомобильным каталогом.
Он пошел в сад за Биндингом. Вскоре они оба вернулись к стойке. Видимо, полученная информация оказалась благоприятной, и, полагая, что путь перед ним открыт, Ленц о возрастающим восторгом стал обхаживать Биндинга. Они распили еще одну бутылку джина и через час перешли на «ты». Уж коли на Ленца находило хорошее настроение, он делался таким неотразимым, что противостоять ему было нельзя. Тут он и сам не мог бы устоять против себя. Теперь же он окончательно покорил Биндинга и уволок его в беседку, где оба принялись распевать солдатские песни. Увлеченный пением, последний романтик начисто забыл про девушку.
В зале трактира остались только мы трое. Почему-то вдруг наступила полная тишина. Только раздавалось тиканье шварцвальдских ходиков с кукушкой. Хозяйка на водила порядок и по-матерински поглядывала на нас. На полу около печки растянулась рыжая охотничья собака. Иногда она взвизгивала во сне — тихо, высоко и жалобно. За окном проносились легкие порывы ветра. Их заглушали обрывки солдатских песен, и мне почудилось, будто этот небольшой зал вместе с нами поднимается куда-то вверх и парит сквозь ночь и годы, мимо нескончаемых воспоминаний.
Я впал в какое-то удивительное состояние. Время словно исчезло. Оно перестало быть потоком, вытекающим из мрака и вливающимся в него. Оно превратилось в озеро, в котором беззвучно отражается жизнь. Я взял свою рюмку с искрящимся ромом. Подумал о листке, который утром с грустью исписал в мастерской. Теперь грусть прошла, и казалось — все безразлично, лишь бы быть живым. Я посмотрел на Кестера. Он говорил с девушкой, но я не обращал внимания на его слова. Я ощущал нежный блеск первого хмеля. Он горячил кровь и нравился мне потому, что любую неопределенность облекал в иллюзию какого-то приключения. Где-то в беседке Ленц и Биндинг пели песню про Аргоннский лес. А рядом со мной слышались слова незнакомой девушки. Она говорила тихо и медленно своим низким, будоражащим и чуть хрипловатым голосом. Я допил свою рюмку.
Ленц и Биндинг снова присоединились к нам. На свежем воздухе они слегка протрезвели. Настало время собираться в обратный путь. Я подал девушке пальто. Она стояла передо мною, расправив плечи и откинув назад голову, с полураскрытыми губами и никому не адресованной улыбкой, обращенной куда-то вверх. И вдруг я на мгновенье невольно опустил ее пальто. Где же все время были мои глаза? Спал я, что ли? Теперь я понимал восхищение Ленца.
Полуповернувшись, она вопросительно посмотрела на меня. Я быстро приподнял ее пальто и тут заметил Биндинга, который все еще стоял у стола, красный как рак и в каком-то оцепенении.
— По-вашему, он сможет повести машину? — спросил я.
— Думаю, сможет…
Я продолжал смотреть на нее.
— Если он недостаточно уверен, то с вами может поехать кто-нибудь из нас.
Она достала пудреницу и открыла ее.
— Да уж как-нибудь доедем, — сказала она. — После выпивки он водит намного лучше.
— Лучше, но, вероятно, менее осторожно, — ответил я.
Она посмотрела на меня поверх своего маленького зеркальца.