Он достал из нагрудного кармана документ, подпалил зажигалкой первую страницу, где значились имя, место рождения и дата выдачи паспорта. Горело не слишком, но как-то горело, а вот обложка не занималась совсем. Сердце выпрыгивало из груди, руки тряслись от волнения, Сергей озирался по сторонам, вроде бы до него никому не было дела. Как мог сжёг, а что не получилось закоптил и решил похоронить. Раскопал острым камнем небольшую ямку и положил туда остатки того, что раньше называлось паспортом.
Дело сделано. Назад пути нет. Сергея била нервная дрожь. Чёрт, не каждый день сжигаешь паспорт, да ещё за границей. Это наверное преступление, хотя у людей воруют сумки с документами – они же не виноваты. Вот и тут такой случай – шел вдоль реки, обронил паспорт, он уплыл в бурных водах… Бывает, неосторожность, какое тут преступление?
Сергей двинулся в сторону главной площади, в районе пивного ресторана Хофброй увидел несколько полицейских машин. Наверное что-нибудь случилось, – подумал он, – раз их столько понаехало. Возле одной стояли парни в защитной форме – это полиция, они тут зелёные.
– Ich moechte Polizei, – проговорил он, – не узнавая свой голос.
Парень показал жестом на неприметную коричневую дверь, рядом с которой блестела кнопка звонка. Сергей нажал на неё, раздался характерный звук, обозначающий, что дверь открыта. Вошел, слева стеклянная перегородка. Полная женщина в гражданской одежде жестом показала ему подойти. Он поднялся на четыре ступени и оказался перед стойкой, как в паспортном столе. Напротив него сидела фрау в черной капроновой блузке с большими красными цветами, она что-то печатала. “Wie kann ich Ihnen helfen? (Чем могу Вам помочь?)” – спросила она. Сергей стёр со лба пот, мгновенно появившийся ниоткуда, расстегнул молнию куртки и, почувствовав запах гари, идущий от пальцев, ответил: “Passport kaput”. Женщина заинтересованно переспросила: “Was ist los? (Что случилось?)” Сергей закашлялся и повторил снова: “Passport kaput, – а потом зачем-то добавил, – совсем капут”.
Полицейский в форме, сидящий чуть поодаль за столом, хмыкнул и громко сказал на чистейшем русском языке: “Ещё один беженец! Папаша, тебя-то куда несёт? Давай документы!” От волнения и неожиданности Сергей вытащил из нагрудного кармана все бумаги: водительское удостоверение, блокнот, кредитную карточку Visa, оставшиеся евро, четыре тысячи рублей и … паспорт. Полицейский подошел к нему, взял краснокожую паспортину в руки и прочитал: “Петров Сергей Алексеевич. Шутить вздумали?! А ну быстро отсюда, а то сейчас составим протокол и такой штраф закатим!”
Два раза повторять не пришлось: Сергей по-быстрому сгрёб обратно свои вещи и поспешно, но старательно проговорил: “ауфвидерзеент”, так старательно, что прикрепил к немецкому “до свидания” несуществующую “т” и вышел из участка на негнущихся ногах.
Его самомнение находилось в той самой точке, где ковролин обычно соединяется со стеной. Кретин! Надо же, сжёг внутренний паспорт вместо заграничного! Теперь придётся дома платить штраф, делать документ, а главное фокус не удался! По второму разу пытать счастье с паспортом дыхалки уже не хватит, – подумал он, вытаскивая шариковую ручку из кармана.
Сознание работало совершенно в другом направлении. Простые вещи не удавались, зато шли стихи и он записал в блокнот новый катрен:
Этот фокус любовью зовётся
Я люблю и ты всё же моя!
Пусть Земля даже с Оси сорвётся,
Будем вместе с тобой ТЫ и Я!
А ещё в самолёте ему пришло в голову замечательное двустишие:
Год Петуха прожил под знаком Обезьяны,
Как дальше жить смогу без Яны?!
В такси, по дороге домой, он наконец-то, первый раз за неделю, безмятежно заснул, почти вслух прошептав: “До весны, моя сладушка”.
***
Яна с Ириной каждый день вспоминали Сергея: то Яночка говорила, что от туриста ни слуху-ни духу, хотя она написала ему повсюду, где только можно, то Ирина спрашивала: “Как там Саша?” – и Яна понимала, что Саша – это Лёнечка, он же Сергей. Отвечала ровно, спокойно, мол, тишина, сообщения в ватсапе и на сайте стихов не прочитаны, скорее всего Herr Petrov так и не научился пользоваться интернетом. Сама же после расставания с ним толком не спала и время от времени трогала нижнее веко под правым глазом – нервная система посылала мышцам лица ложные импульсы. Остановить подёргивания было невозможно, но рука всё равно тянулась.