- Я не могу взять деньги, друзья, поверьте, не могу, - сказал я. - Мое положение не позволяет участвовать в азартных играх, напротив, оно обязывает меня выступать против них самым решительным образом, особенно публично. Я расцениваю этот случай как публичное выступление в некотором роде. Нет, я не могу принять деньги: для меня, общественного деятеля, это - грязные деньги. Я не мог бы потратить их с чистой совестью, разве что на благотворительные нужды. И даже в этом случае - с определенными ограничениями. В своей лекции о Земле я говорил о долгой и ожесточенной словесной битве, которая велась в Америке по поводу грязных денег и способах их законного использования. В конце концов американцы пришли к выводу, что не следует вводить никаких ограничений. По этой причине я покинул свою страну и приехал сюда. В прощальном слове я публично заявил: "Я уезжаю и не вернусь никогда. Я отрекаюсь от своей родины. Я не могу дышать зараженным воздухом и уезжаю туда, где нравственная атмосфера чиста". Я уехал, и вот я здесь. С первых же дней на Блитцовском я ощутил перемену к лучшему, дорогие мои товарищи и друзья!
Они приняли мои слова как комплимент, на что я и рассчитывал. Приятели дружно прокричали десятикратное "Ура!", сопроводив его восторженными возгласами. Потом я продолжил свою речь:
- Я разошелся во мнении с бывшими соотечественниками, и люди, более гибкие в вопросах морали, чем я, сочли бы предмет спора софизмом. Моя точка зрения такова: все грязные деньги очищаются от грязи, уйдя от загрязнившего их владельца, за исключением тех случаев, когда они используются за рубежом во вред чужой, более высокой цивилизации. Я заявил: не посылайте эти деньги в Китай{42}, пошлите их миссионерам в другие края, тогда они очистятся от скверны. Я уже упоминал сегодня о стране, которая называется Китай, вы, вероятно, помните.
Я не могу взять эти бесчестные деньги сейчас, потому что нахожусь бесконечно далеко от Китая, у меня не было намерения их брать; я держал пари, чтоб позабавить себя и вас. Я не выиграл эти деньги; участвуя в игре, я знал, что играю не ради денег и не имею на них права.
- Вот это да! А как докажешь? - закричали приятели.
- Лем уже сказал: я держал пари, наперед уверенный в успехе. То был вовсе не плод фантазии, а факты, обыкновенные исторические факты, которые мне известны с давних пор. Я не мог ошибиться, даже если б захотел.
Это был тонкий и хорошо рассчитанный маневр с целью поколебать и ослабить упрямую уверенность приятелей в том, что моя планета и все, что я о ней рассказывал, - хитроумная выдумка, ложь. Я с надеждой заглянул в их лица и пал духом: нет, судя по всему, я не одержал победы.
Лем уже чувствовал себя значительно лучше и увереннее, но он явно сомневался, что я играл без всякой подтасовки.
- Гек, - сказал он, - дай честное слово, что это не мистификация. Может, ты зазубрил все подробности?
- Даю слово, Лем, что я этого не делал.
- Ладно, я тебе верю. Больше того - восхищаюсь тобой. У тебя великолепная память и, что еще важней, умение собраться с мыслями, способность сосредоточиться и мгновенно отыскать в своей умственной кладовой то, что требуется. Профессиональные врали часто лишены такого дара, и это их губит; подмоченная репутация подобного враля становится все более жалкой и незавидной, и в конце концов о нем забывают.
Лем замолчал и принялся натягивать рубашку. Я думал, что он продолжит свою мысль, но, очевидно, он сказал все, что хотел. Прошло несколько мгновений, прежде чем я сообразил, что его небрежно брошенное замечание насчет профессиональных вралей имеет ко мне прямое отношение. Теперь до меня дошло, какая тут связь. Он сделал мне комплимент - по крайней мере, в его представлении это был комплимент. Я обернулся к ребятам, как бы приглашая их вместе посмеяться над шуткой Лема, но - увы! Ничего смешного в его словах они не заметили. Вся компания восхищалась мной по той же причине. Было от чего прийти в отчаяние. Смех замер у меня на губах, и я тяжело вздохнул.
Через некоторое время сэр Галаад отвел меня в сторону и спросил, пытаясь подавить волнение:
- Скажите по секрету, учитель, клянусь, я сохраню вашу тайну, все эти чудеса, непостижимая фантастика - вымысел или факт?
- А что тебе с того, мой бедный мальчик? - грустно отозвался я. - Ты все равно мне не поверишь. Никто не верит.
- Нет, я поверю! Что бы вы мне ни сказали, я поверю. Это святая правда!
Я прижал Галаада к груди и произнес сквозь слезы.
- Не нахожу слов, чтоб сказать, как я тебе благодарен! Я пал духом и отчаялся: ведь я надеялся на совсем другой исход дела. Клянусь тебе, мой Галаад, я говорил правду, и только правду.
- Довольно! - пылко воскликнул он. - Этого достаточно. Я верю каждому вашему слову. Я жажду услышать больше. Я жажду знать все об изумительной Земле, об энергичном Человеческом Роде, об этих великанах, головой уходящих в небо, которые в два шага пересекут нашу планету из конца в конец. У них своя история - я знаю, я чувствую, какая это древняя, захватывающе интересная история! Клянусь Грэком*, я хотел бы узнать ее!
______________
* Главный бог на Блитцовском - М.Т.
- Ты ее узнаешь, мой мальчик, мое сокровище! Ступай без промедления к Екатерине Арагонской, попроси ее включить мыслефон и прокрути запись с самого начала. Там вся история земной цивилизации. Ступай, и да благословит тебя Грэк!
Галаада точно ветром сдуло. Он всегда таков в минуты волнения.
Когда я вернулся к ребятам, Лема Гулливера уже осенила новая идея. Я сел и выслушал его. Идея заключалась в организации компании по сбыту моей "Лжи". Лем так и выразился. По его словам, никто на Блитцовском не смог бы конкурировать с такой компанией. Она поглотила бы все концерны на своих собственных условиях и монополизировала бы всю торговлю этим товаром. А что касается акционерного капитала, за ним дело не станет. Никаких сомнений, никаких забот - мы сами должны вложить средства в маленький синдикат и разводнить акционерный капитал{43}.
- Разводняй свою бабушку, - огрызнулся Груд. - Все это - толчение воды в ступе. Миллион тонн перетолчешь, толку - чуть.
- Пустяки! - возразил Лем. - Поживем - увидим. Главное - правильно начать, а там уж дело пойдет как по маслу. Прежде всего надо придумать название для компании - внушительное, впечатляющее название - ну, предлагайте!
- "Стандард ойл", - сказал я.
- Что это такое?
- Колоссальная корпорация на Земле, самая богатая.
- Идет! Решено - нарекаем компанию "Стандард ойл". А теперь...
- Гек! - прервал Лема Груд. - Такую ложь за один прием не сбудешь. Ни один народ не сможет проглотить ее целиком.
- А кто говорил про один прием? В этом нет никакой нужды. Мы продадим ложь в рассрочку, и они купят ее частями - ровно столько, сколько смогут принять на веру за один раз. А в промежутках будут приходить в себя.
- Меня это устраивает - выглядит солидно. А кто займется основанием предприятия?
- Баттерс.
- Баттерс? Этот дизентерийный микроб, спекулянт и биржевой игрок?
- Да, он подходит: знает, как вести игру.
- Игру-то он знает, - заметил Дэйв Копперфилд. - А ты доверишь ему положить наши денежки в свой сейф?
- Нет, будем держать их в печке и наймем двух пожарных, чтоб сменяли друг друга на вахте через четыре часа.
- Ладно - уговорил! А Баттерс не сочтет себя униженным?
- Баттерсы не так устроены.
Черт бы их подрал, они и впрямь задумали дело! В жизни не наблюдал подобного легкомыслия! За пять минут их можно втянуть в любую аферу. Идея Лема вконец разорит меня! Родители перестанут посылать своих сыновей в мой институт, если морали их станет обучать лжец из компании "Ложь инкорпорейтед"*. Если "Стандард ойл" потерпит крах, прощай, спокойная легкая жизнь, мне останется лишь шарманка да мартышка - тяжелый, непрестанный унизительный труд!
______________
* Примерно в середине второго десятилетия я стал преподавать этику. Дополнительный заработок обеспечил мне кое-какие удобства, и я был очень рад. Я сам написал объявление на квадратном куске жести и вешал его себе на спину, когда играл на шарманке. Оно почему-то не привлекало внимание окружающих, и тогда я прикрепил его к входной двери: