— Я знаю, сударь, — пробормотал ошарашенный Дикон. При такой расстановке у отца был шанс на победу и… Святой Алан, это и впрямь честно. — Но мне никто никогда…
— Поверьте, юноша, большая часть столичного дворянства ничего от вас не утаивала: наверняка вы просто не спрашивали. Никакого секрета в этом нет, пожалуй, один граф Штанцлер мог приврать в свою пользу и в пользу вашей Талигойи, о которой вы, к слову, замечательно промолчали, я это оценил…
Ричард молча смотрел на убийцу своего отца и не знал, что ему теперь сказать. Неужели Алва задержал его для того, чтобы рассказать правду и… извиниться?! Это было так непохоже на всё, что Дикон о нём знал!
— Окделл, нет, — внезапно сказал Рокэ, прямо как Марсель несколько дней назад. — Не смейте пялиться на меня, как на Святую Октавию. Если больше никто не нашёл в себе сил поговорить с вами по душам, не надо считать, что мне это доставило большое удовольствие. Но это всяко лучше, чем ваше выражение лица наёмного убийцы всякий раз, когда я прохожу мимо. Свободны.
— Эр маршал!
— Свободны, Ричард Окделл. Мы выходим на рассвете, комнату для ночлега вам покажет Хуан.
Дикон тихонько прикрыл за собой дверь и только теперь выдохнул. Руки дрожали, ноги тоже, хотелось выпить и переосмыслить эту жизнь.
При одной мысли о том, что правда и ложь снова поменялись местами, Ричарду стало нехорошо. Создатель, скорей бы уже на войну!..
***
— Не стреляйте, эр маршал! — провозгласил Марсель, выставляя перед собой бутылки в качестве щита. — Мы с миром!
— А точнее, с «Чёрной кровью» и без Окделла, — хмыкнул Эмиль, очень хорошо устроившийся за спиной Марселя.
Рокэ посмотрел на них, как на безнадёжных идиотов, и махнул рукой, что означало «заносите, Леворукий с вами». Вообще-то он говорил, что вечером все дружненько выпьют и лягут спать, но Марсель не особенно надеялся на хорошую концовку драмы с Ричардом. Как ни странно, все были живы, у ребёнка на лице даже нарисовалось великое прозрение.
— Ли заедет проводить, — доложил Эмиль, бодренько разливая вино по бокалам. — Его же пропустят, ты там охрану во дворе не выставил против кардинала?
— Пропустят, — меланхолично отозвался Алва, забирая бокал. Марселю не терпелось пошутить, но он держался. К сожалению, Савиньяк уходить не собирался, ну и ладно.
— Я был прав? — нетерпеливо спросил Эмиль, пристраиваясь на краю стола. — Окделла дуэль смущала? Я так и подумал! Когда мы с ним болтали на стрельбище, было у меня подозрение, что ему половины не рассказали… И наверняка специально.
— Эмиль, ты в кого такой защитник молодёжи? — не выдержал Марсель. — Я, конечно, рад, что не один подстраивал эту легендарную беседу, но…
— Нормальный парень, — упрямо сказал Савиньяк. — Просто слишком впечатлительный, вот и наслушался всякой дряни.
— Ха, знаешь что? Ты с ним два раза разговаривал, а я — каждый день, и поверь мне…
— Марсель, ты мог бы и не трепаться с оруженосцем по пять часов в сутки, а потом жаловаться, что он тебя достал!
— Я не мог бы! — возмутился Валме, жестикулируя полным бокалом перед лицами собеседников, пока Рокэ не дёрнул его за рукав. — А, прости. Нет, правду говорю, если бы я мог молчать — может, я бы и молчал… Зато посмотрите, какие результаты! Клянусь чётками Квентина Дорака, что Окделл передумал вызывать на дуэль Первого маршала Талига…
— А он собирался? — и, не дождавшись ответа, Эмиль снова повернулся к означенному маршалу: — Ну, что скажешь? Нормальный же…
Рокэ ничего не сказал, но очень красноречиво зажмурился и залпом прикончил бокал, потянувшись наполнять следующий. Марсель не стал смеяться только потому, что был прямо и косвенно повинен в происходящем.
— Зато, — не удержался Валме, — обошлось без жертв сексуального насилия.
— Не понял, — нахмурился Эмиль. Виконт вытаращился на него, потом перевёл взгляд на Рокэ, потом не выдержал и заржал. — Так, вы не расходитесь, я как раз схожу за братцем… Только скажите сразу, кто пострадал?
— Пострадал Эгмонт Окделл, — вмешался Алва. — Я бы даже сказал — смертельно… Иди отсюда…
Заинтригованный Савиньяк отправился за вторым, ещё не заинтригованным. Марсель сразу перешёл в атаку:
— И не надо ничего мне говорить, ты всё это сам затеял.
— Я и не собирался, — пожал плечами Рокэ. — Прекрасно помню. Предлагаю выпить за неожиданно раскрывшийся в тебе менторский талант…
— Неожиданно? — недоверчиво переспросил Валме, звякая бокалом. — Не этого ли ты добивался с самого начала?
— Драматичных разговоров с Окделлом в моём кабинете? Конечно, нет.
— Всего остального. И ведь, между прочим, сам мог бы взять и вправить мозги…
— Делать мне больше нечего.
— А мне?!
— Вы друг на друга благотворно влияете, — не без издёвки ответил Алва. — Ты воспитываешь юношу, юноша воспитывается, разве не идиллия?
— Знал бы ты, каким трудом…
— Каждую неделю выслушиваю, каким трудом. А насчёт «сам»… Допустим, взял бы, мы бы по причине родовой вражды решительно не понимали друг друга годик-полтора, а потом этому сокровищу пришла бы в голову идея мести, и оно бы меня жизнерадостно отравило. Я же не идиот.
— Воистину, — согласился Марсель. — Да ну тебя, ужасы какие-то рассказываешь, я почти поверил… Давай лучше придумаем, как поинтереснее рассказать Савиньякам про разврат.
========== Эпилог ==========
Воспитание детей — кара Создателя. Марсель Валме убедился в этом в шестнадцатый раз в одно военное утро, столь же прекрасное, сколь раннее. Он умудрился настолько сосредоточиться на аккуратном и по возможности безболезненном введении оруженосца в общественную жизнь, что забыл напрочь о собственных тревогах.
Не то чтобы у Марселя были какие-то тревоги до Курта Вейзеля, но вот они появились.
Скажем так, рассуждал виконт и капитан, если Ричард испытывал непроизвольные судороги в присутствии Алвы, та же самая участь постигла Марселя, когда он повстречался с генералом. И ведь можно было промолчать и не заикаться об очаровательных варастийских сударынях (которых он в глаза не видел и не был уверен, что они там были), и уж тем более не шутить про утопление невоспитанных детей в водах Рассанны.
И так, по своей глупости и непредусмотрительности, Валме уже добрых двадцать минут выслушивал, что топить детей нехорошо.
— Дались вам эти утопленные младенцы, генерал, — попытал счастья Марсель. Они топтались во дворе, то есть, стояли друг напротив друга в максимально формальной обстановке, окружённые утренними посыльными, конюшими и непосредственно лошадьми. — Прошу прощения, я дурно пошутил, этого больше не повторится.
— Я понимаю, что после некоторого времени, проведённого с маршалом Алвой, ваше чувство юмора несколько испортилось, — строго заметил Вейзель, — но, к сожалению, не могу понять, что смешного вы находите в убиении собственного оруженосца.
А ведь можно было ответить, что воспитательный процесс движется хорошо. Однако Марселю казалось, что генерал видит его насквозь и привирать не имеет смысла.
Ситуацию спас Рокэ, чтоб не сказать «усугубил».
— Доброе утро, генерал, капитан, — потягивающийся в недозастёгнутой рубашке маршал рядом с ними выглядел верхом безмятежности. — То-то вас в доме нет… Признавайтесь, кому пришло в голову знакомиться на пороге, когда я искал вас обоих внутри.
— Я искал вас снаружи, — не преминул ответить Курт.
— А я никого не искал и пытался проснуться, — тихонечко проворчал Марсель, прекрасно зная, что все его услышат.
— Что вы сказали, капитан?
— Ничего, воздух тут свежий, говорю…
— По дороге надышишься. Курт, если ваши люди готовы так же, как вы, мы можем выдвигаться — Дьегаррона и Бадильо захватим по дороге, — после этих слов Рокэ вежливо подвинулся, освобождая проход в дом, и даже если генералу Вейзелю ничего не нужно было внутри, ему оставалось только войти (и, по всей вероятности, будить чужих адъютантов, коих набилось в особняке не то чтоб великое множество, но немало). — Не за что. Признавайся, какая из твоих шуточек ему не понравилась? Курт, конечно, замечательный человек, но он их не совсем понимает…