Всё происходило в абсолютном молчании. И это было столь неожиданно, учитывая, что вот совсем рядом лилась кровь, раздавались крики ярости, боли, воинственные кличи и постоянный, вроде даже как глухой какой-то в вязком раннем утреннем воздухе, стук оружия.
Наёмник, шедший впереди широкими шагами и, походя крутя головой, словно на экскурсии, уверенно стал заворачивать правее, и траектория их следования, если проложить прямую линию, выходила как раз между схваткой и пока застывшей в ожидании или захваченной зрелищем пленения принцессы стеной, где неторопливо прохаживались часовые. На них просто не обращали внимания.
Гвардеец недоумевал, но и радовался. Когда спустя какое-то время этой стремительной ходьбы, они отклонились и от следующей башни и стали огибать место боя и немного растянувшуюся шеренгу пехотинцев, оставляя их правее и сзади, он уже начал подумывать, что этак они прямо выйдут к воротам… Которые и в мирное время охраняли не менее двух десятков гвардейцев. Сколько же людей смог выделить РоШакли, Визил затруднился бы предположить, но никак не меньше. А, учитывая их преимущество в позиции и наличие метательного оружия (к слову, у них не было ни одного завалящего арбалета или лука), то картинка вырисовывалась аховая. Но в душе не было ни грамма боязни или сомнения в том, что он должен будет сделать (вплоть до подставления собственной груди, если это поможет остальным захватить ворота), вместо этого он открывался накатывающим волнам боевой ярости, бесшабашности и фатализма, что неожиданно почувствовал себя легко и… свободно. То ли эта непонятная весёлость передалась от наёмника, но гвардеец чувствовал себя просто отлично, словно готовился не к смерти, а шёл на дружескую пьянку, где помимо прочего ждут его прихода и внимания симпатичные девчонки. А касательно ворот… Что ж, их поводырь, коль он не так прост, как меч в ножнах, авось что-то и придумает, чтобы хоть кто-нибудь пережил этот рассвет.
Со стены, которую они проходили, их наконец-то окликнули. Визил внутренне вздрогнул и немного даже огорчился. Но наёмник неожиданно и нагло воскликнул в ответ что-то типа: «Йо-хо!», помахал рукой и завернул к ближайшей башне, предпоследней в ряду перед эпизодом стены и последующими воротами.
Чуть обернувшись назад, не сбавляя ходу, проговорил:
— Делай, как я. Старайтесь не шуметь и не греметь. Внутри — по обстановке, но на открытые участки без необходимости не выходить.
Лязгнула задвижка засова и отворилась узкая дверца внутрь башенки.
— Что вы… — высунулась довольная усатая рожа.
Договорить он не успел — удар левой рукой с ножом прямо в район лица и вслед за хрипом донеслось негромкое:
— Придержи…
Гвардеец подхватил заваливающееся тело выпучившего недоумённо глаза стражника. С каким-то отстранённым неодобрением он заметил на своём плаще расплывающийся кровавый сгусток — посмертный подарок убитого. Аккуратно уложил мертвеца. Молчаливые егеря уже обогнали его, устремляясь за ушедшим дальше по лестнице не оглядывающимся наёмником.
Визил обернулся — никого. Вздохнул, потянул на себя дверцу, которая отреагировала неожиданным скрипом, достаточно громким по сравнению с невнятным шумом и топотом, доносящимся сверху. Не скрываясь, лязгнул задвижкой, и сам поспешил по ступеням — этак он пропустит всё веселье!
По пути встретился ещё один труп с таким застывшим на лице обиженным выражением, что гвардеец невольно позлорадствовал.
На относительно просторной площадке, шедшей вровень со стеной, всё уже было конечно: ещё трое караульных, застывших в самых нелепых позах. Что характерно, никто из них не успел обнажить оружие, а из егерей на первый взгляд никто не пострадал.
С лестницы, ведущей с верхней наблюдательной позиции, послышались шаги, Визил насторожился, но так как никто по этому поводу не начал волноваться, он понял, что это свои. Действительно, через два удара сердца появился ДиОдори, вытирающий лезвие меча оторванным куском сюрко.
— Чисто, — бросил он в спину всматривающегося в бойницу в сторону города наёмника, при этом на лице его мелькнула такая хищная улыбка, что гвардеец невольно посочувствовал противникам сержанта.
Наёмник никак не отреагировал, но спустя удар сердца порывисто обернулся, прошёл к дверце, выходящей на стену и стал изучать происходящее в небольшое зарешёченное окошко. Пламя ближайшего факела затрепетало вслед движению. Какое-то непродолжительное время стояла относительная тишина, нарушаемая звяканьем железа — егеря потрошили стражников на предмет оружия и доспехов; звуки боя доносились будто издалека и походили на шум штормового прибоя.