— Ты, конечно, извини, Тис, но я занял твой домик — он самый удобный на территории части. Ты ведь заешь, как я люблю комфорт, — в голосе РоЗелуна не прозвучало ни грамма сожаления о такой наглости.
— Да? — равнодушно протянул барон, продолжая упорно не смотреть на так называемого товарища. Плечи его при этом, как ни невозможно это звучит, всё никли и никли, опускались под невидимой тяжестью, и кавалерист, наблюдая эти практически физические изменения, вдруг хищно оскалился. В глазах его горела такая безумная радость, что гном, поёжившись, поспешил спрятаться.
— То-то я смотрю, на воротах и везде стоят твои молодцы… с кривыми ногами…
— Хо-хо, ну ты и шутник, — весело отреагировал товарищ.
— … в плащах с мантикорой…
— Ноги у них могут быть любой формы, главное, чтоб это не мешало им крепко держаться в седле, — зачастил кавалерист.
— А где мои люди сейчас? — спросил тихо.
— Как где? — натурально удивился РоЗелун. — По казармам сидят, — всплеснул руками подобной непонятности товарища. — Но ты уж прости, пришлось замочки навесить, а то до полутысячи человек — обязательно буйные найдутся, ну мы их и прикрыли от греха подальше. Для их же блага.
ВерТссийя неожиданно громко вздохнул, вроде как облегчённо.
— Это ты правильно сделал. Хватает у меня смутьянов… А первый лейтенант где?..
На удар сердца возникла неожиданная пауза. Потом раздался какой-то клёкот — это кавалерист неудачно попытался изобразить смех.
— Ну ты же знаешь, какой он правильный и принципиальный…
ВерТиссайя поднял на него тяжёлый вопросительный взгляд и… улыбнулся.
— … зарубил троих мечом, когда они пришли поговорит по душам…
— Где он?
РоЗелун стушевался.
— Лежит… там, — махнул рукой в нужном направлении.
— Возле отхожих ям? — голос барона опасно понизился.
— Откуда я знаю, куда вы трупы сволакиваете! — взорвался кавалерист.
— И много там… трупов?
— Да нет, — успокаивающе поднял руки РоЗелун, понимая, что разговор свернул куда-то не туда. — Наверное, до десятка…
Следующий удар сердца, перечеркнувший пополам время от состояния лицемерной идиллии к кровавому хаосу Ностромо использовал с толком. Ясно предчувствуя взрыв, выросший буквально из ничего, а на самом деле явно спланированный (ну, барон, ну, дракон хитрожопый!), гном сорвал древко топора с ременной петли, а левая рука скользнула к кинжалу, верному товарищу в плотной схватке, когда над затихшим плацем разнеслось грозное: «К оружию!»
Окружившие их всадники, несмотря на неожиданность, не сплоховали, и арбалетный залп скосил троих из пяти охранников, бесстрашно прикрывших командира. Да и те двое, что ещё держались в седле, были изрядно нашпигованы болтами, несмотря на хорошие пластинчатые доспехи. Досталось ли что-то ВерТиссайе, сложно было сказать, ибо жеребец барона, с места сделав сумасшедший прыжок вперёд, вынес того прямо в гущу всадников. Цель его была вполне определённой.
На лице РоЗелуна застыла маска неприкрытой злобы — судя по всему, более привычная, нежели дружеское внимание. Но, несмотря на некую внезапность атаки, командир кавалеристов не растерялся, а очень грамотно ушёл из-под удара, который принял на себя боец. А удар был настолько силён, что почти располовинил наездника от плеча чуть ли не до седла.
Следующий укол — и валится ещё один всадник. Между Зелуном и его врагом появляется всё больше и больше преград, и барон в ярости заревел, да так, что ближайшие перед ним лошади шарахнулись в стороны, унося наездников, и на удар сердца приоткрыв ненавистную ликующую фигуру. Барон тут же постарался воспользоваться моментом и проскочить открывшееся пространство.
Ностромо в это время придерживался старой тактики их команды, хоть и жестокой по отношению к животным, от которой воротило самого светлого (приходилось потом заливать это декалитрами пива), но необходимой и действенной в подобных ситуациях. Стараясь держаться максимально близко к барону (или хотя бы придерживаться того направления, в котором тот двигался), гном шёл пригнувшись, впитывая буквально кожей каждый удар сердца меняющуюся обстановку, при этом нанося направо и налево удары. Можно сказать, что он целил (и нередко попадал!) в ноги и бёдра наездников, но следует сказать, что в основном это были кони. От Ностромо требовалась особая сноровка и запредельная как для его расы гибкость, но занятия с Ройчи, особенно с завязанными глазами, дали свой положительный результат.