Лидия — Деметра знала об этом наверняка — несмотря на некоторую растерянность, являлась волевым и целеустремлённым человеком. Возможно она, развивая своё движение амазонок и формируя отдельный кавалерийский полк из них же и несколько удалилась от реалий внутренней политики и взаимоотношений при дворе (кстати, это может не совсем и плохо, ибо существующие кипящие будто в котле интриги даже при всей порой невозмутимости действующих лиц — так сказать, на холодном огне, очень легко могли извратить любого, даже самого сильного человека — властолюбие — такая заразная болезнь, что даже пускание крови порой бессильно, как лекарство), но знания, вложенные в неё сонмом учителей, как будущей властительнице, легли на благодатную почву. И пусть у неё не хватает особого опыта кровавых схваток и смертельных поединков, но она справится. За привлекательным лицом и высокой стройной фигурой скрывается отличный боец. И пусть враги не обманываются хрупкостью — противник у них жёсткий, ошибок и подлости не прощающий.
Эти мысли мечущимся зайцем мелькнули в рыжеволосой голове невысокой амазонки, а потом она синхронно с бойцами АлФаррияла шагнула к двери, которую эльф, ловко и максимально бережно отстранивший Оливию, уже заблокировал на внутренний засов. В это же время наконец-то ожила и Лидия, обратившаяся к эмиру:
— Эфенди, не могли бы вы вывести мою сестру из дворца и постараться обеспечить её безопасность? — в застывшем бледном лице сияли лишь абсолютно холодные серо-голубые глаза.
— Я постараюсь, Ваше Высочество, — но в воздухе так и повис невысказанный вопрос.
— Лидия, а как же вы?! — взволновано воскликнул маркиз.
В дверь грохнули первые пробные удары.
— Мне нужно встретиться с лордом РоАйци, — ответила она, не глядя ни на кого, кроме эмира. — А вас, маркиз РоПеруши, освобождаю от роли няньки над собственной персоной. Вы вольны поступать так, как подскажет вам ваша совесть.
Это было несправедливо по отношению к Фиори, ибо при всей его настойчивости, думал он в первую очередь не о себе, а о принцессе крови, её безопасности, что напрямую было связано с будущим благополучием и возможным скорым прекращением кровопролития в королевстве.
В следующий удар сердца в прихожей, которая и так не отличалась размерами, а с учётом набившихся людей вообще стало тесновато, поднялся такой галдёж, который трудно было не услышать с другой стороны дверей.
Покрасневший от отповеди маркиз пытался как-то оправдаться, но вряд ли его кто слышал, ибо наступил тот момент, когда каждый желал высказаться, при этом ему достаточно было быть услышанным самим собой.
Деметра неодобрительно покачала головой, таким образом комментируя высказывание принцессы, но осуждение знатных особ — такое же бесперспективное занятие, как и поджигание свечи на ветру, поэтому она просто настойчиво принялась взывать к рассудку своей главнокомандующей и поймала себя на мысли, что перечисляет нелицеприятные эпитеты лорда Восточного предела, как аргумент того, что связываться с ним, по крайней мере сейчас, не стоит, действуя по известному принципу: не тронь — и не будешь вонять.
Руфия, хмурясь и нервно кусая губы негромко — или неслышно? — отказывалась покинут сестру, и коль той втемяшилось пойти в поисках справедливости, она составит ей компанию, как бы коротка и безнадёжна не была дорога. «Вместе до конца!» — изрекла умница и просто симпатяшка младшая принцесса излишне пафосно — довели-таки ребёнка эти беспардонные взрослые, по чести сказать, недалеко и ушедшие от неё по годам.
Оливия воинственно вздымала своё холодное оружие (имеется ввиду саблю, ведь иначе было бы указано, что оружие горячее), в общем, рвалась в бой, явно не осознавая, что на баррикадах её ждут не поцелуи и штабеля павших к ногам сражённых обаянием поклонников, а вполне простые и в большинстве своём неказистые железки, что при соприкосновении с телом легко превращают живого человека в мёртвого, и где её очень красивое личико запросто может попортить кулак в латной перчатке грубого солдафона — кто там в пылу боя будет присматриваться к выразительности глаз, точёности носика, взлёту бровей, алости губ и розовости языка — всё стирается одним махом в красную маску, в которой черты лица можно разобрать только вблизи и хорошенько присмотревшись.
Эльф же, вроде как молчаливый, показывал чудеса ловкости, желая быть поближе к объекту внимания, но при этом мечтая сохранить в целостности свою бессмертную шкурку — активная позиция скандирующей амазонки, её вдохновенные взмахи саблей никак не сочетались с жизнью окружающих.