Но больше всего шума (по глубине и качеству воспроизводимого) издавала нервно пританцовывающая молоденькая служанка. Она металась от одного действующего лица к другому, а из её рта вырывалось единое: «О-о-о-ох! Что будет? О-о-о-ох!..»
Деметра как обычно в таких случаях, одёрнула себя и свой язычок, привычно подумав: «Она же не виновата, что родилась такой… такой не женщиной, а угрём на сковороде — хоть уши от неё затыкай! Неужели и она была такой сумасшедшей дурой, пока не связала свою судьбу с наследной принцессой?! Тогда ещё больше стоило благодарить Лидию, руки — ноги ей целовать — ведь от таких ужасных превращений уберегла. Ох, не зря, не зря мужчины свысока поглядывают на женщин — дают, видать, те повод считать их подушками, набитыми куриным пухом и полковым набором духовых и ударных инструментов в одном лице — такой сигнал для побудки могут поднять, не каждому горну или литаврам удастся столь глубоко проникнуть в ранимую со сна душу солдата».
Опять же, восточники не сплоховали, не предались пустому и бесполезному словоблудию, а заняли позицию напротив содрогающихся дверей, а эмир, сложив руки на груди с каким-то нездоровым интересом продолжал следить за так и, не взирая на всеобщий протест, оставшейся непреклонной Лидией, на лице которой помимо какого-то жертвенного отрешения стало появляться раздражение — чувство, раннее не часто посещавшее принцессу, и поэтому достаточно непривычно смотревшееся в контексте её нынешнего образа.
Нужно сказать, что целостности эта картина не имела, словно сама девушка осознавала вредность и дикость своих желаний, но остановиться уже не могла в силу данных себе каких-то обетов или обыкновенной гордости, которую именно в этом случае нужно именовать упрямством и гордыней. Некий фатализм момента проявился и в эмире, который будучи продуктом восточной культуры, с любопытством, кротостью и стоицизмом относился к происходящему, подразумевая известную форму выбора (или отсутствие оной) пути: как бог даст: захочет — заберёт, захочет — одарит, как бы говоря, что не им, земляным червям спорить со вселенной, которая даже в увеличительное стекло не сможет рассмотреть такую песчинку, как человек.
И ещё одно действующее лицо не изображало человека, к которому в штаны пожаловала делегация муравьёв — воин, который поразил Деметру противостоянием двум бойцам эмира, весьма успешным нужно сказать. Высокий светловолосый, с собранными в косу волосами, вроде как неприметным, но в тоже время притягивающим взгляд лицом. Он недоумённо оглядывался, в конце концов остановив прищуренный взгляд на стоящей недалеко с сурово поджатыми губами принцессе в окружении эмоционально кипящих близких. Кода Лидия, не сменив неприступный вид на милость, отрицательно качнула головой из стороны в сторону, неожиданная усмешка, довольно приятная на его достаточно жёстком обветренном лице скользнула на губы. Он вложил меч в ножны, как-то неуловимо оправил и отряхнул одежду и, навесив на лицо пренебрежительную ухмылку, сделал несколько шагов к эпицентру внимания. Вход в покои, к слову сказать, который неутомимые воины эмира укрепили несколькими предметами тяжёлой мебели, невзирая на неясность положения в связи с неопределившейся ещё со своими действиями принцессой, почему-то меньше привлекал к себе взгляды.
Мужчина приблизился к принцессе, ненавязчиво и уверенно отодвинул в сторону оправившегося после немилости и теперь одевшего на лицо маску терпеливого ожидания маркиза. Видно было, что тот всё же не желает мириться со своей непонятной ролью молчаливого манекена возле принцессы, ему больше нравилось положение советника. Но в этот раз Фиори наступил на те же грабли, что и многие до него, несмотря на то, что он наверняка знал — фактически изнутри — об этой проблеме, можно сказать, инстинктивной (пусть даже и воспитанной обществом) — в критической ситуации будучи мужчиной (!) постарался взять на себя инициативу вкупе с командирскими и управленческими функциями, что, естественно, вызвало со стороны Лидии, позиционирующей себя лидером, но из-за нехватки боевого опыта и печальных событий, делающей ошибки, негативную реакцию. Была бы здесь Брада, пожилая наёмница сразу бы расставила точки над «и», при необходимости лёгким словесным шлепком по заднице вернула ученице утерянное было равновесие, не потревожив при этом пьедестала гордости. Сейчас же ситуация, что в личных отношениях, что в перспективных действиях зашла в логический тупик, который был чреват серьёзными неприятностями.