Наконец, островки деревьев, разбросанные тут и там, стали густеть, сливаться, и постепенно превратились в настоящий лес, который теперь шел по левую руку от нашей тропинки. Мы двигались на юго-восток, и, видимо, это был последний форпост остающейся за нашей спиной реликтовой тайги, простершейся на север и далее, до самого Тихого океана. Дорога свернула направо, и через несколько минут мы оказались на верхнем краю небольшой котлообразной долины. Посреди нее торчал невысокий холм; справа он него виднелось, совершенно, на первый взгляд, вымершее село домов на пятьдесят, а слева топорщились какие-то столбы. За долиной сплошной стеной темнел лес.
– Почти на месте, – сообщила Нина, опытным взглядом топографа изучая ландшафт. – Тут лучше не через деревню, а сбоку от горки, во-он там…
Я взял левее и спустился по пологому склону. Дома скрылись за заросшим травой холмом, а грунтовка совершила изгиб и неожиданно привела нас в целый городок из низких деревянных строений. Они были давно заброшены: распахнутые двери колыхались по ветру, оторванные ставни валялись прямо на дороге, а из дыр в стенах выглядывали ивовые кусты. То, что я принял за столбы, оказалось обломками решетчатых вышек, возвышающихся над бараками. Место выглядело зловеще, и я почувствовал себя неуютно.
– Это раньше называлось Сиблаг, – демонстрировала краеведческие таланты Нина. – Но ты не переживай, тут особенных ужасов не было. Здесь после войны жили пленные немцы, а со временем как-то всем стало не до них, вот они и разбрелись кто куда. Поэтому тут в окрестностях много их потомков, даже целые деревни немецкие есть… То есть были.
– А вот этот холмик, который мы проехали, – кротким голосом отличницы продолжала она, – это интересная штука. Это сап-инкубатор.
– Чего? – неинтеллигентно уточнил я.
– Ну, скотомогильник. Сап – это такая болезнь домашнего скота. Обычно смертельная, кстати.
– Тьфу на тебя, – сморщился я. – В какое гнусное место ты меня завела, женщина? Знай я тебя похуже, решил бы, что ты специально заманила меня в эту глухомань, чтобы прикончить по-тихому и закопать в каком-нибудь болоте. Тебе что, так надоело замужество?
– Боюсь, это было бы преждевременно, – проворковала она. – Но идея богатая, спасибо… Ничего, не бойся. Тут уже лет семьдесят никого не закапывали – ни людей, ни лошадей…
За этим веселеньким разговором мы поднялись по противоположному склону долины, и, наконец, оказались в лесу. Дорожка совсем сузилась, петляя меж деревьев, под колесами захлюпало, мотор надсадно ревел на пониженных передачах. Я упрямо пер вперед, подбадриваемый указаниями жены, объезжая поваленные стволы, сбивая нависшие над самой землей ветки и проползая по вязким лужам. Мы забурились страшно далеко: совершенно непонятно, кому и зачем нужна была эта дорога, ведущая в никуда, но она все плелась и плелась, не кончаясь, и прошло еще не меньше получаса, прежде чем Нина скомандовала «Стой, кажется, здесь». Мы выбрались наружу.
Чаща вокруг выглядела мрачноватой, но относительно мирной. Где-то неподалеку булькал ручей, до меня доносилось его перекатистое журчание. Редкие солнечные лучи, сумевшие пробиться сквозь частокол спутанных ветвей, блестели на воздушных осенних паутинках; под ногами пружинил толстый матрас из густого мха. Лениво прогудел сонный сентябрьский жук, а где-то вдали нудно высказывала свои претензии на территорию кукушка. Я хотел было поинтересоваться у нее, сколько мне лет осталось, но застеснялся ребячества и правильно сделал: птица внезапно смолкла, будто испугавшись собственного одинокого крика.
– Ну что же… – задумчиво пробормотала Нина, разглядывая кусты, – уговор такой: брать то, что можно пожарить, заморозить или засушить. Только хардкор. Никаких груздей, сыроежек и прочей дребедени. Я их солить не умею.
Я пожал плечами, откинул в сторону дверцу багажника, выгрузил ведра и выдал жене нож – обычный, перочинный. Мой – настоящий, охотничий, уже лежал за голенищем сапога. Расчехлил ружье, взвесил в руках… – и вместо того, чтобы закинуть за спину, положил обратно в машину. Неохота таскать железо с собой. Лучше всего будет на обратном пути остановиться на той укромной полянке, которую я присмотрел по пути…
Я попросил Нину держаться в зоне прямой слышимости, и мы разбрелись по кустам. Хотя бы в этом я исполнил свое намерение побыть одному. Грибы любят полную сосредоточенность на своих персонах, а не на пустых разговорах с женщинами, каким бы милым это не казалось в другое время.