Вот животрепещущий пример, подумал я: Ася умерла, и это плохо, и мне за это расплачиваться до конца своих дней. Это понятно и возражений не вызывает. Но почему приходится платить и за хорошее? Она невероятным, таинственным образом воскресла – и это безусловно хорошо. Но что мне придется за это отдать? Ох, боюсь, многое.
Как бы то ни было, мой предшествующий опыт говорил о том, что всякое бывает. И никакое, даже самое невероятное объяснение Асиного возвращения не стоит сбрасывать со счетов. Да и какая разница: если она вновь жива (а она, без сомнения, жива, я сам ее видел и трогал), то я смирюсь хоть с тем, что сработала дремучая шаманская магия, воплощенная в суеверных деревенских обрядах, хоть с тем, что в соседнем мире неведомый Стас щелкнул рубильником, разбив свою вселенную вдребезги, но зато воплотив Асю здесь. Да хоть с чертом лысым!
Я ощутил несмелую, тревожную радость. Вдруг я и впрямь стал свидетелем настоящего чуда? Чуда, у которого можно попросить прощения и сделать своим навсегда? Я еще не знал, хочу ли я этого, но я действительно скучал по ней, тосковал без нее, и почему бы не начать все с начала? Сделать, наконец, для нее хоть что-то… настоящее. Дойдя в своих мыслях до этого места, я почувствовал, как упадничество в моей деморализованной душе сменяется жаждой деятельности. И рефлекторно схватился за телефон.
Не знаю, что я ожидал там увидеть, кроме шестнадцати пропущенных вызовов от Эльзы (и хрен с ней). Но в голове билась абсурдная мысль: что, если позвонить по тому, старому Асиному номеру? Я хранил его в глубине памяти всех своих телефонов из тех же извращенных соображений, что и фотографии на работе: мне нравилось иногда ощущать укол грусти – когда, пролистывая список в поисках нужного адресата, я нечаянно натыкался на ее короткое имя. Вот оно, под моим пальцем, никуда не делось. Осталось только нажать на вызов – и, признаюсь, стоило немалого труда заставить себя это сделать. Я боялся не разговора с ней, а наоборот – что мираж рассеется, и совершенно посторонний человек на том конце сообщит, что я ошибся номером. Но вышло иначе.
Было занято.
Не успел я удивиться коротким гудкам, как она перезвонила. Я ответил, весь дрожа от возбуждения.
– Алё, Макс?! Ты чего сюда звонишь?
Что за черт! Вместо тонкого Асиного голоска я слышал хриплый мужской баритон. Господи, да это же Стасик!
– Здорово, – разочарованно выдохнул я. – Извини, случайно набрал. А с кем ты там говорил?
– А?
– У тебя было занято.
– Рекламщики. Можешь себе представить, до сих пор никак не успокоятся, все звонят сюда. А я и рад их вые…
– Неважно. Я сейчас такое скажу…
– Погоди, – вдруг хрюкнул он от смеха. – Я-то как раз сам тебе звонить собирался.
– Да подожди ты, дай мне…
– Нет, чувак, я первый успел. Короче, я поздравлю тебя на всякий случай, а там сам решай, с чем… Договорились?
– Ну? – недовольно сказал я.
– Мои судебные кореша все уже сделали. Как на тарелочке. Короче, ноль целых девятьсот восемьдесят две сотых вероятность у тебя.
– Не понял.
– Глухой, что ли? Я говорю – вероятность того, что вы родственники – девяносто восемь и две десятых процента!
– Ну и что?
– А то, что с точки зрения житейского здравого смысла он почти наверняка твой сын. Но если бы речь шла, скажем, о разбирательстве в суде – то это не примут в качестве доказательства. Там меньше, чем девяносто девять, не признают. Понял теперь, счастливый отец?
– Да хер с ним, – нетерпеливо прервал я его. – То есть спасибо, конечно… Слушай, я тебе сейчас одну вещь расскажу. Очень странную. Только ты дослушай, прежде чем говном кидаться, ясно?
– Ну давай, жги, – хихикнул он.
– Ася жива.
К моему изумлению, Стасик никак не отреагировал на эту, вне всяких сомнений, экстраординарную новость.
– Что молчишь? – удивился я.
– Так сам просил не перебивать.
– А, ну да… Можешь думать что угодно, но я не сошел с ума. Я вчера ее видел, держал ее за руку… У нее, кстати, руки нет…
– Как это ты держал ее за руку, которой нет?
– Да ты что, не понимаешь, что ли?!.
– Успокойся, – каким-то тусклым голосом сказал Стасик, – все я понимаю. Только нет никакой Аськи. Тебя разводят, как лоха. Я знал, что она доберется и до этого…
– Она? Ты знал?!
Он снова надолго замолчал, а когда заговорил, то голос его был собранным и… сочувственным?
– Послушай, Макс, – сказал он. – Забудь ты об этом, а? Все иллюзия, обман зрения. Ты вообще сейчас не со мной говоришь, если хочешь знать. И лучшее, что ты можешь сделать – это принять двести грамм и усесться за свой роман. И желательно – не выходить из дома. Веришь, нет?