Ее глаза хитро заблестели, а пальцы забегали по моему затылку.
– Ты что, и в самом деле хочешь здесь? – удивился я.
– Тут не очень приятно, – сокрушенно согласилась она. – Но ничего не попишешь. Придется побыть грязной болотной сучкой.
Сумасшедшая, подумал я, испытав очередной приступ раздражения. Самому-то мне хотелось поскорее покинуть это неуютное местечко. Но это же Нина. И если он вбила себе что-то в голову… скажем так, отказываться не следует.
Моя жена любит изображать похотливую шлюху – при том, что представления о похотливых шлюхах у нее самые наивные. Она полагает высшим пилотажем во время интересного сеанса в кино томно признаться, что не надела трусики, или посреди сытного и пьяного застолья потащить меня в уборную тайком от гостей, или вдруг зарыться мне в штаны, укрыв голову под приборной панелью – и это в то время, когда я пытаюсь припарковаться на людной стоянке. В общем, выбирает для проявления страсти наиболее неподходящие моменты. Кто-то, может, и позавидует, а я более консервативен, и обычно ее задумки – вроде нынешней, вызывают у меня недоумение. Я-то старорежимно полагаю, что лучшее место для любви – это мягкая, спрятанная от всех глаз постель, безо всяких колючих веточек и прочих жучков-паучков. Но Нина пока молода, и ее тянет к экстриму. А я когда-то, еще на заре нашего знакомства, опрометчиво дал себя клятву, что буду подыгрывать ей во всем – лишь бы она не теряла инициативы. Возможно, именно это до сих пор связывает нас, позволяя теплиться взаимному интересу после почти десяти лет семейной жизни.
Впрочем, прислушавшись к себе, я не без удивления обнаружил, что понимаю ее состояние. Всё наше путешествие, и особенно – этот тревожащий лесной хлам, подразумевающий близость недружелюбных местных (а какими еще могут быть откровенно гадящие люди?), наполняли мое собственное тело некой безотчетной опасностью – а та резонировала с той частью подсознания, которая отвечала за странное, колючее возбуждение. Это было необычно. Впрочем, будучи бывалым кабинетным препаратором эмоций, я быстро разложил все по полочкам: несомненно, охватившее меня сексуальное желание было следствием, с одной стороны, геройского бахвальства (как же – оприходовал жену на природе, будет что вспомнить!), а с другой стороны (и имея в виду, что вокруг могут шататься поддатые селяне), – банального атавистического эксгибиционизма.
– Только по-быстрому, – предупредил я. – Раздевайся.
– Хорошо, – покорно вздохнула она, мгновенно переключаясь на новую роль. – А можно курточку оставить? Холодно…
– Нельзя, – коварно отрезал я. – Мы ее на землю подложим…
Признаюсь, мне нечасто приходится видеть свою жену голой. Даже спит она в дурацких пижамах, ссылаясь на походную привычку. Поэтому каждый раз я заново удивляюсь тому, какая она ладная. Даже сейчас, некрасиво вжав голову в плечи и обняв покрывшиеся гусиной кожей локти, она была вполне соблазнительна – от ступней, зябко мнущих тонкую ткань куртки, до смуглых ключиц. Честно говоря, если бы Нина не ленилась и не пренебрегала своей внешностью, то вполне могла сделать карьеру, скажем, телеведущей – исходные данные позволяли.
Каюсь перед всеми борцами за равноправие полов: мне и в голову не пришло раздеваться самому. Вместо этого я осторожно снял с нее очки (она вздрогнула, но головы не подняла), и развернул спиной к себе. Зная ее вкусы, взял за волосы и стал мягко пригибать вниз, и тут она вдруг заорала страшным голосом, да так, что где-то наверху всполошено метнулись птицы, засыпав нас сухими веточками.
Почему-то я не сообразил сразу ослабить хватку – мне почудилось, что ее то ли кто-то укусил, то ли она сама наступила босой пяткой на шишку, но я растеряно держал ее на месте до тех пор, пока она возмущенно не запищала: «Да пусти же меня, дурень! Смотри, смотри, что там!»
Я испуганно обернулся в сторону кустарника на противоположной стороне дороги – туда, куда было направлено ее лицо. Не знаю, что я ожидал там увидеть, но на первый взгляд, там не было ничего необычного. Нина, наконец, виляя задом, выползла из-под моего локтя, выдернула хвост, и стала, неловко прыгая на одной ноге, натягивать штаны. Пока я застегивался, она вкривь и вкось завершила туалет и, не говоря ни слова, ломанулась, словно коза, через кусты. Я поспешил за ней, недоумевая, что взбрело ей в голову. В несколько прыжков настигнув жену, я встал как вкопанный перед открывшейся мне невероятной картиной.