– Я говорю, не прецедент, а инцидент. Что за ерунду вы мне рассказываете?
– А вы не понимаете, о чем я говорю?
– Не понимаю совершенно.
– Максим Викторович! Вы… вы преследовали студентку!.. Догоняли ее, приставали к ней! Было много свидетелей, у вас не получится это замять!
– Ах, вот вы о чем… – вздохнул я. – Не переживайте, никакая это не студентка.
– А кто же она, позвольте узнать?!
– Моя девушка, если вам это так интересно.
– Максим Викторович!.. – задохнулся он от возмущения. – Да как же низко вы пали! Вы же женатый человек! И с кем! Мне доложили – мало того, что она студентка, так еще и инвалид!!!
– Да… Боюсь вы правы, – я с отвращением посмотрел ему в глаза. – Какой же вы, все-таки, идиот…
Не слушая больше его кудахтанье, я развернулся и пошел к выходу. Теперь я был свободен во всех мыслимых и немыслимых отношениях.
Ася была дома – какое счастье. Не успел я снять ботинки, как она принялась показывать мне свои приобретения. Мне было не до этого, я торопился рассказать ей о своих новостях, но нашел в себе достаточно такта, чтобы выслушать восторженное тарахтение. В конце концов, смотреть на ее светящееся лицо было самодостаточным, ни с чем не сравнимым удовольствием.
Гардероб Аси всегда отличался консерватизмом, и сейчас она демонстрировала мне неизбежные трикотажные платья, тугие колготы, пуловеры и прочие милые, но неприметные тряпки, и вдруг: непривычно яркие блузки, крохотные обтягивающие юбки, непристойно кружевные дамские мелочи и – совершенно невообразимо – целая гроздь туфель на настоящих шпильках! Ася менялась на глазах, и это было странно и прекрасно. Я заметил, что она аккуратно и со вкусом причесана, а синяки на лице скрыты умело наложенным гримом. Когда только все успела?
– Да, – похвасталась Ася, заметив мое внимание к косметике, – представляешь, теперь я все могу. Буду накрашенная, как заправская леди…
– Чýдно, – улыбнулся я, думая о своем. – Знаешь, ты потрясающе красивая…
– Не п-подлизывайся, – улыбнулась она. – Смотри, тебе я тоже купила… А то здорово, конечно, что ты голый по дому бегаешь, но теперь хотя бы мерзнуть не будешь.
Она протянула мне необъятный, мохнатый, как шуба, халат. На мой взгляд, его дальневосточные архитекторы переборщили с золотой вышивкой, но все равно я был тронут.
– Спасибо, Асенька, – поблагодарил я, вешая сомнительную обновку на гвоздик в углу. – Давай я тебе тоже кое-что расскажу…
Я сел на диван и усадил ее на колени – на этот раз так, чтобы оказаться лицом к лицу. Она глядела на меня с легким испугом.
– Во-первых, – начал я, – меня только что выперли с работы…
– За что?
– За то, что я гонялся за тобой в пятницу по коридорам. Впечатляет?
– Ой, прости… – она смешно наморщила нос. – Я не думала, что…
– Да ты не поняла! – расхохотался я. – Это же здорово!
– Это что, н-не важно?..
– Это ерунда. Я только рад… Важно другое, – я помолчал. – Я говорил с женой. Бывшей. И все ей объяснил. Теперь я больше ничего никому не обязан… кроме тебя.
Ее лицо вдруг помрачнело.
– Так ты, выходит, всё решил… – с непонятной мне тоской проговорила она. – Да?
– Да, – удивленно ответил я. – Я абсолютно во всем уверен. Давай поже…
Не дав мне договорить, она неожиданно резко шлепнула меня по губам культей – и тут же ласково, словно извиняясь, погладила их пальцами здоровой руки. Я осекся.
– Подожди… – жарко зашептала она, приблизив свое лицо вплотную. – Не надо так… сразу.
Ты же понимаешь, что это конец? В смысле – всему к-конец, что было раньше? Что если ты скажешь это… у меня уже не будет п-пути назад. Я сейчас еще как-то креплюсь, делаю вид, что сама со всем справлюсь, но если ты это произнесешь, то всё. Совсем всё, окончательно!.. У меня больше не останется никаких сил, никакой надежды… кроме тебя. Не говори так просто, пожалуйста…
Я не мог взять в толк, что её расстроило. На мой взгляд, все, что происходило, носило крайне позитивный характер. Ох уж эти женщины… Потом я вдруг отвлекся, вспомнив одну любопытную вещь. Достал телефон и нашел давнее письмо.
– Скажи, это твое? – я показал ей два четверостишия, обнаруженные стараниями Эльдара в недрах почтового ящика. – Немножко похоже на то, что ты сейчас мне рассказываешь.
Она нехотя присмотрелась и прочла без особого интереса.
– Нет, – покачала она головой. – Я бы так плохо не написала. То есть, может и написала бы, только постыдилась бы п-показывать… Если хочешь знать – это вообще никакие н-не стихи. Это корявый перевод одной песни из фильма… Тебя сейчас больше всего волнует поэзия?
– Отнюдь, – улыбнулся я. – Больше всего меня волнуешь ты. И я действительно хочу на тебе…