Я потянулся за телефоном, чтобы посмотреть, который час, но, пока шарил рукой впотьмах в поисках трубки, успел совершенно позабыть, зачем она мне нужна. Внимание мое переключилось на мигающий огонек, возвещающий о том, что кто-то прислал мне сообщение. Еще толком не придя в себя от горячечного сонного забытья, я опрометчиво ткнул в значок на экране. Открылась почта. Вот тебе, бабушка и Юрьев день… я снова написал сам себе. Гребанные шаманы в моей голове… Если не врал Эльдар, в мозгах у меня и впрямь зияла огромная пробоина. Что же на этот раз ты мне отправил, дорогуша? – с тоскливым любопытством спросил я себя.
К счастью, никаких невразумительно-значительных слов тут не было. Однако радоваться не стоило: была ссылка на видеофайл. Подозревая, что совершаю непростительную для своего рассудка ошибку, я растянул изображение на весь экран и с недоумением, граничащим с ужасом, увидел следующее.
…безлюдная ночная улица, или, скорее, двор между домами, заставленный машинами. Съемка черно-белая, плохого качества, и ведется откуда-то с большой высоты (я сразу подумал о камере наружного наблюдения), так что я не сразу замечаю в углу кадра собственную машину – ныне нашедшую вечный приют в лагере мертвых подводников. Это двор, в котором я ее бросил, когда пил со Стасом, и в котором он, по его собственному признанию, устроил свое хулиганство с битым стеклом. С минуту ничего не происходит. Затем на сцене появляется странный, жуткий в своей комичности персонаж. Сверху плохо видно, но можно разглядеть, что на голове у него черная остроконечная шапка, похожая на головные уборы ку-клукс-клановцев, а передвигается он на чём-то вроде коротких ходуль. Раскачиваясь и чуть не падая, это страшилище неторопливо бредет между автомобилями, задевая их длинной бесформенной хламидой – и я уже знаю, куда оно направляется. Остановившись около моей машины, чудовище начинает приседать и ломаться в каком-то танце, высоко задирая полы своего балахона – и видно, что по кругу это одеяние обвешано металлическими шариками, тускло сверкающими в свете уличных фонарей. Звука нет, но я, кажется, слышу, как варварски звенят и переливаются эти бубенцы. Потом у машины вспыхивают фары, а чудище легко берется за дверь и открывает ее…
Тут запись прервалась. Но это был еще не конец: я не успел даже что-либо сообразить по поводу увиденного, как меня окунули в новое зрелище, еще более пугающее и неприятное.
Вторая часть немого фильма разворачивалась уже при дневном свете. Я видел комнату – вот эту самую комнату, в которой находился сейчас, видел диван, Асю, стоящую на коленях… и страшилище, распластавшееся черным наростом в углу и бездвижно наблюдающее за происходящим. Теперь его можно было разглядеть в полный рост: голову наглухо закрывает сплошной, даже без прорезей для глаз, куколь; балахон, обросший редкими волосами, как шкура ободранной собаки, украшен бумажными цветами и колокольчиками, вместо ног – две тонких палки, таких высоких, что чудовище стоит чуть согнувшись, чтобы втиснуться в тесные габариты хрущевской комнатушки. Сам я тоже присутствовал в кадре – сидящий на диване. Снимали откуда-то сзади и из-под потолка, так что видна была только моя макушка, но понятно, что это я – слишком уж была знакома и близка была мне эта сцена. Ася, замершая у моих ног, мерно двигала головой, а в такт ее кивкам еле видно дрожал острый кончик капюшона черного урода в углу…
Не в силах больше наблюдать за этой неестественной жутью, я судорожно забил по всем возможным кнопкам в телефоне и отшвырнул его в сторону.
– Ася!!! – отчаянно заорал я, но голос дал осечку, и из горла вырвался лишь сдавленный писк.
– Ася! – позвал я снова, кое-как прокашлявшись, но она снова не слышала из-за шума своего дурацкого душа, и тут мой взгляд, панически мечущийся по комнате, уткнулся в угол, и я остолбенел от ужаса.
В углу, ровно на том самом месте, где и должен быть, сгустился непроницаемо темный, огромный силуэт. Он неподвижно нависал надо мной, над всей комнатой, и даже, казалось, уже дрожал в нетерпении, готовясь начать свою безумную пляску. Невероятным усилием загнав в глотку рвущийся вопль, я боком свалился на пол и там нащупал спасительный выключатель торшера. По глазам резанул свет.
Это был халат, чертов китайский халат, который вчера подарила мне Ася. Он мирно висел на том самом гвозде, где я сам его оставил, и, казалось, благодушно посмеивался над таким хрупким, истерзанным первобытными страхами человеческим разумом. Я с трудом перевел дух и тоже хихикнул. Потом, неожиданно для себя самого, забрался на диван и осмотрел потолок. Так и есть: в побеленном углу, прямо над подушкой, виднелись грубо замазанные, едва подсохшие дырки от шурупов. Я поковырял их пальцем, и спустился вниз, не зная, что и думать. Ясно было одно: кто-то (может, я сам?) настойчиво пытается выбить меня из колеи.