Хлопнула дверь, и в кабинет впорхнула Эльза. Она невозмутимо оглядела диспозицию и встретилась взглядом со мной. Я почувствовал, что сжимаюсь, коллапсирую в бурый карлик, растекаюсь лужей по полу – лишь бы не пускаться в объяснения, но у нее были другие намерения.
– Привет, зай!!! – радостно завопила она. – Ты чего тут, без меня бухаешь?! Все, мальчики, бросайте свою нудятину и марш со мной ужинать. А то я, блин, сама сейчас рожу, если не выпью…
Продолжение. Семь-бэ. Кровь и слезы.
Элина манера вождения всегда ввергала меня в шок. Еще в те босоногие, нищенские времена, когда мы были вместе, у нее уже была машина – дохлое дитя советского автопрома, раскрашенное облупленной голубенькой краской – но обращалась она с ней, словно раллийный пилот на финальном километровом куске многодневной гонки: плевать на мотор, плевать на штурмана, плевать на жизнь, главное – выжать еще пару цифр из спидометра. Сейчас все, конечно, изменилось – но только в том смысле, что ныне она насиловала не овощную «четверку»22, а огромный, быкообразный внедорожник, размерами и цветом походящий на похоронный автобус. Она непрестанно закладывала бессмысленные перестроения, распихивала соседние ряды, норовила проскочить на красный, – а если перед светофором уже скопились законопослушные машины, то ей непременно надо было обогнуть их по встречной и, все-таки, проскочить на красный; а если и этого не получалось, и ей приходилось затормозить, то после перекрестка она за какие-то доли секунды (так мне казалось) набирала за сотню – и только для того, чтобы в следующий момент с истеричным визгом уткнуться в очередной светофор. Меня, сидящего спереди, натурально тошнило от перегрузок во всех мыслимых и немыслимых плоскостях. Привычный Эльдар молча подпрыгивал сзади. Можно было только удивляться тому, что Эльза до сих пор оставалась жива при такой любви к смертельному маневрированию на оживленных городских улицах – но, стоило присмотреться к ее сосредоточенному, холодному лицу, как становилось ясно, что это не просто бездумное лихачество. Это было исключительно выверенное, расчетливое лихачество. Она всегда неслась у самой грани своей и чужой гибели – но, при каждом повороте руля, лишь чиркая эту грань по касательной и никогда не пересекая ее. Эльза была страстным, пафосным, влюбленным, но очень умелым водителем. Хотя и дурой, конечно.
В какой-то, особенно страшный момент, она на полных оборотах подлетела к зебре – и тут, из-за перегородившего встречный вид автобуса, неотвратимо выдвинулась старушка, по-голубиному уткнувшаяся носом в асфальт под ногами. Я весь сжался – это был тот самый переход, на котором погибла Ася. Сам я всегда проезжал его с клинически осмотрительной скоростью земляного червяка – не мог заставить себя надавить на газ, даже если видел, что улица пуста на километр вперед. Эля же и не подумала тормозить – и, положа руку на съежившееся сердце, это был единственно возможный в ее ситуации маневр. Она просто небрежно сдвинула руль на пару миллиметров вправо и оставила невредимую бабку возмущенно размахивать нам вслед зонтиком.
В прошлый раз мы с Эльдаром проделали путь от его дома до работы за полчаса с копейками. Эля уложилась в тринадцать минут, о чем не преминула похвастаться, высаживая нас у подъезда. У нее было прекрасное настроение. Меня не отпускала тоскливая тревога.
Дома Эльза отправила гениального сынулю переодеваться в домашнее, а сама принялась носиться по кухне – нарезая, наливая и накладывая.
– Ты что будешь? – на лету поинтересовалась она, задержавшись у шкафчика со спиртным. – Чего тут у нас вкусненького завалялось? Джин есть… ну, это бе-е-е… Ром еще, фу! Винишко какое-то паршивенькое… А! Ликер с прошлого раза остался. Чего тебе?
– Ром, – не без труда выбрал я, содрогнувшись от упоминания ликера.
– Разбавить? Лед? Лимон?
– Смеешься?.. Так давай.
Она бухнула передо мной толстенный стакан, плеснув в него добрую четверть. Себе небрежно отмерила на палец той же бесцветной, пахнущей анисом, жидкости. Села напротив за стол.
– Ты чего сегодня такой замученный? – с неподдельной заботой поинтересовалась она. – Аж с лица сбледнул.