– Башка трещит, – признался я, не особо кривя душой.
– И чего молчишь, страдалец? Во-он, сзади тебя… да левее, блин… на тумбочке возьми, не тупи… Ты мне сегодня нужен здоровый и веселый, понятно?
Обернувшись, я увидел знакомые ядовито-красные таблетки. Хоть какая-то хорошая новость на сегодня. Сунул в рот сразу две и запил ромом, и только после, спохватившись, чокнулся с Элей. Она, пригубила, отчаянно скривившись.
– Фу-у-у, ну и говнище, – пожаловалась она. – И что теперь прикажешь делать?
Я пожал плечами. Мне было все равно: лишь бы в моем собственном стакане плавало побольше дружных градусов. В голове фаталистически барражировали планы надраться к чертовой прабабушке.
– Придумала! – обрадовалась Эля, игнорируя мое заторможенное состояние. – Лови!
Она вскочила с табурета и схватила бутылку с вином. Всучила мне вместе со штопором. Пока я возился с пробкой, поставила на конфорку ковшик и распотрошила в него коробочку с пряностями.
– В такую дерьмовую погодку – самое то, – мелодично пропела она, с бульканьем переливая в ковшик вино. – Заодно тебя прогреем… Кстати, Максик, ты на помойке ночевал, да?
Я непонимающе посмотрел на нее, а потом вдруг вспомнил, что полдня провел под дождем, а утром даже не успел почистить зубы. Еле слышно пробормотав какие-то оправдания, я, слегка покачиваясь, поплелся в ванную.
Не сказать, что я вышел оттуда сказочным принцем, но прогресс, несомненно, был налицо. Я ополоснулся, кое-как расчесал спутанные волосы и даже прилежно размазал по зубам пасту пальцем. Главное – я постепенно приходил в себя. То ли вновь сработали чудодейственные таблетки, то ли радужный настрой Эльзы помог мне на секунду убедить себя, что все не так плохо – так или иначе, мне уже не хотелось лечь на кафельный пол и сдохнуть. А суточная небритость – с каким-то мрачным бахвальством отметил я, рассматривая себя в коридорном зеркале – придавала моей физиономии если не брутальность, то хотя бы значительную изможденность поэта.
Когда я вернулся, за столом уже сидел унылый Эльдар, а Эля разливала по крепеньким глиняным кружечкам горячий глинтвейн – не забыв, что удивительно, и про сына. Я без особого энтузиазма хлопнул свою порцию и вернулся к рому, а эти двое за время ужина приговорили почти всю кастрюльку. Некоторое время тишину нарушало только звяканье вилок – не скажу за остальную семейку, а лично я страшно проголодался. Кажется, со вчерашнего дня я не держал во рту маковой росинки – если не брать в расчет лимонную корочку, которой меня угостил Эльдар.
– Знаете, Максим Викторович, – вдруг заявил он, глядя исподлобья. – А ведь я разгадал смысл стихотворения из вашего письма. Рассказать?
Я с удивлением и некоторой опаской обернулся к нему. Кажется, он открыл рот впервые с тех пор, как мы покинули его кабинет во взаимном гробовом молчании.
– Да не надо, – осторожно сказал я, покосившись на его мать. – И так, в общем, все ясно…
– А что за стихотворение? – тут же влезла Эльза.
Я, как смог, повторил по памяти стихотворение из письма лже-Аси.
– Фигня какая-то, – сморщив носик, заключила она. – Зай, ты сколько котлет будешь – две? Или три осилишь?
– Да, – кивнул я, смирившись уже и с заями, и с котлетами, и со своим жалким положением в придачу.
Впрочем, за столом был человек, которому доставалось больше моего. Закончив трапезу, Эльза погнала несчастного Эльдара умываться, беззастенчиво раскрывая всем присутствующим (в моем лице) интимные подробности семейной жизни.
– Марш в ванную, – безапелляционно заявила она. – Чистые трусы не забудь в комоде. Я сейчас приду.
– Эльза… – весь сморщившись и старательно отводя от меня глаза, заканючил Эльдар.
– Жопой двигай!.. – прикрикнула Эля, и, выставив Эльдара из кухни, плеснула мне в стакан добавки.
– Зай, посиди тут, я скоро. А то сам ничего не может, кулемище. С другой стороны, – тут Эля мечтательно улыбнулась, – хоть за чей-то писюн подержусь сегодня…
Я в очередной раз поперхнулся, но счел за лучшее промолчать.
– Эй! – воскликнула она, оборачиваясь в дверях коридора. – Долго этот хлам будет у меня валяться? Не нужен, так хоть до мусоропровода донеси!
Она пинками затолкала в кухню картонную коробку – ту самую, очевидно – и отправилась мыть бедного Эльдара, уже на ходу выкрикивая поторапливающие угрозы – не слишком злобные, впрочем.
Некоторое время я просто сидел, меланхолично потягивая ром. Потом лениво нагнулся и отогнул пыльный лист картона. Книжки, книжки… ничего интересного. Вот, значит, что стало поводом для моего грехопадения с Эльзой. Без особого интереса, но все же с невольным уважением к литературе, за обладание которой я заплатил такую непомерную цену, я принялся перебирать бумажные томики. Надо же, вот Маркес, которого, помнится, я сам подарил Эле. А теперь он тут, так и не принятый своей хозяйкой. Удивительное дело, подумал я. В свое время я, не сомневаясь, поставил эту книгу на вечное первое место в рейтинге вещей, которые сформировали меня как личность. Эта книга потрясла меня, она – главное, что я читал в своей жизни; я даже, наивный, преподнес ее Эльзе, надеясь, что она изменит и ее тоже (при этом мне было отлично известно, что последней художественной книгой на ее счету был «Ленин на ёлке»). Но вот теперь, по прошествии пятнадцати лет, я совершенно не помнил, о чем этот роман. Ни слова, ни мысли не осталось во мне от него. Только знание, что этот роман – лучший. В точности, как с Асей…