Вообще, всё не так плохо, решил я. Все жалко, грустно, обидно, но не так хреново, как могло бы быть. Осознание своего сумасшествия – первый шаг к выздоровлению, не так ли? К тому же я – какой молодец – сам начал избавляться от галлюцинаций: сначала заставил Стасика сгинуть в лесу, а теперь вот – Асю… Ничего, найдем специалиста, пропьем курс-другой и будет нам счастье в виде устойчивой ремиссии.
Правда, непонятно, куда делись деньги. Если это делишки Эльзы, то тут я и сам, чёрт возьми, смогу…
И снова мои размышления невежливо прервал звонок, и снова с того же номера. Люди вроде Собакина исхитряются достать вас уже через неполных пять минут знакомства.
– Послушайте, какого хрена было вообще звать меня на допрос, если вы до завтра потерпеть не можете? – раздраженно рявкнул я.
– Пожалуйста, оцените качество оказанных услуг по десятибалльной шкале!.. – благостно возразила мне трубка.
Я расхохотался. Именно таким – смеющимся до слез, меня застала Эля. Она вышла на балкон со стаканами в руках и изумленно наблюдала, как я сотрясаюсь, не в силах остановиться.
– Кукуха съехала? – озабоченно спросила она, когда я начал затихать.
– Ага, – подтвердил я, вытирая глаза.
– Бывает, – она отобрала у меня окурок и глубоко затянулась. – Ну что, пойдем? Я Элика заперла, пусть не подслушивает…
– Куда пойдем? – все ещё весело спросил я.
Она с удивлением воззрилась на меня:
– А ты зачем пришел? Пожрать, что ли?
А, собственно, зачем? – обескураженно подумал я.
– Ну, Эля… – поморщился я, не зная, что сказать.
Она внимательно смотрела на меня: напряженное, сосредоточенное лицо, недовольно опущенный рот, злая морщина на лбу. Я открыл было рот, но она уже отвернулась к окну и уставилась на крыши окрестных домов. Остатки заката сухо выжелтили ей щеку, и я то ли с жалостью, то ли с неприязнью отметил, как некрасиво отвисает мочка её сорокадвухлетнего уха.
Ах, если бы на ее месте была кроткая Ася – которую то же заходящее солнце умело разукрасить живой, свежей красотой. Пусть все это и было только в моих глазах, в моей больной голове… клянусь: я, не задумываясь, вернулся бы в тот момент, даже зная, что мне предстоит после. Тогда жизнь еще была тревожной, но волшебной сказкой, а впереди была надежда на то, что неведомо как прорвавшаяся ко мне из прошлого любовь оживет вновь, а теперь – что мне осталось? Бетонный, прокуренный балкон с бетонной, прокуренной женщиной. Холодной, нелюбимой и неведомо что замышляющей.
– Ну, Эля… – вторично промямлил я.
– Смотри… – вдруг воскликнула она, подавшись вперед. – Да не на меня, дурилка, вперед смотри!
Солнце скрылось за домами, и в сумерках я увидел, что неподалеку, в паре кварталов, над крышами расцветают грозди салюта. До нас донесся рокочущий грохот, и Эльза по-детски замерла от восторга. В отличие от солнца, неживые всполохи химического света шли ей на пользу: теперь она вновь была почти молода и привычно безупречна. Когда она вновь повернулась ко мне, в ее синих глазах хитрыми искорками блестели отражения огней.
– Хорошо, – томно протянула она. – Не хочешь так, придется по-другому… Смотри, как я могу.
Она, не отрывая от меня взгляда, глубоко отпила из бокала, и, пристав на цыпочки, припала ко мне губами. Теплое вино побежало струйкой по подбородку, и, чтобы не облиться, мне пришлось ответить. Это было очень мокро, очень сладко и совершенно безумно. Эля отнюдь не собиралась облегчать мне задачу и глотать вино первой – и я должен был целовать ее до тех пор, пока последние приторные капли не растаяли сами собой на языке. С некоторым удивлением я признался себе, что это изобретение Эльзы в области поцелуев оказалось не таким уж противным.
– Кончилось… – с сожалением отцепившись от меня, прошептала Эля, и заглянув в пустой бокал, вдруг резким движением отправила его в свободный полет – прямиком за окно. Снизу донесся звон разлетающегося стекла, заставив меня в очередной раз поморщиться.
– Дай сюда свое пойло, – потребовала она. Отняла у меня стакан и повторила свой трюк с ромом – да так ловко, что я не успел уклониться. Или не захотел. Это уже было совсем не так романтично, скорее – обжигающе во всех смыслах, и, если бы не онемевшие от спирта губы, если бы не чужой мускусный запах, исходящий от Элиной кожи, если бы я сообразил вовремя закрыть глаза – то можно было бы представить, что это вовсе не Эльза, а Ася дарит мне свой горячий, как разогретый мед, поцелуй – так странно это было похоже на ее манеру. На какой-то миг я даже перенесся в исчезнувшее прошлое, в ту маленькую квартирку, на старый диван, и почувствовал что-то похожее на возбуждение, но Эля не замедлила напомнить о своем существовании.