Небоград парил вдалеке, высился в облака, а его верхние ярусы украсил самый их ореол. Офелия не знала, удастся ли ей когда-нибудь вновь ступить на этажи его зданий, да и особо не хотела. С Небоградом у нее возникали неприятные ассоциации, да и воспоминания, честно сказать, были не самые сказочные. Выглядящий, как в самом сюрреалистическом мире, он был полон интриг и сплетен, паутин тайн и заговоров, в которые Офелия была втянута несколько лет назад, и повторения тех месяцев ей хотелось меньше всего.
– А он не будет в ярости, что ты меня с собой потащила? – спросил Гектор.
Офелия повернулась к нему. Гектор сидел напротив с раскрытой тетрадкой, куда записывал интересные моменты из поездки, в том числе и Небоград, и пышные одежды, и тату на лицах. Сейчас в его выражении лица Офелия замечала волнение и страх, ведь ехали они как-никак к человеку, внушающему негативные эмоции одним своим видом.
– Нет, – ответила она и наклонилась, уперевшись локтями в колени. – Поверь мне, на тебя он уж точно не разозлиться. Если ты не будешь нарушать его границ.
Гектор повел плечами.
– И какие у него границы?
Офелия задумчиво отвела глаза к окну, ощущая, как косички шарфа терлись о ее шею, переняв нетерпение хозяйки.
– Ну, их много, – неуверенно сказала она, подняв одну бровь. – Не думаю, что тебе стоит готовить проект, основываясь на его видении Полюса. Я тебе расскажу, к кому стоит обратиться. К Торну же лучше обращаться в самую последнюю очередь, если ни меня, ни тетушки Розелины, ни кого бы то ни было еще не будет рядом. Он тебе поможет, но он не обязан.
Гектор кивнул, дав знать о том, что все понял. Возможно, Офелия поступила несколько эгоистично, взяв его с собой на весьма небезопасную для подростка территорию, но в то же время поездка входила и в интересы Гектора.
Как бы там ни было, уже ничего не попишешь, Гектор с ней. Офелия вновь вернулась к увлекательному рассматриванию общества Полюса, вместе с этим пытаясь унять дрожь в теле. Раньше она бы кусала шов перчаток, но теперь те лишь болтались на кончиках пальцев, выполняя функцию согревания, и то, если бы не холод Полюса, она бы их и не надела из-за неудобства.
Два года Торн провел незнамо где, вне общества, не разговаривая и не слушая. Офелия очень боялась за его состояние, ибо глубокая мизантропия не отменяет того, что более семисот дней он находился в полной тишине и темноте. Ей оставалось лишь надеяться на его стальную психику и вероятность, что он, как она когда-то, вспомнит пребывание в Изнанке как сплошной мутный сон.
Офелия не знала, как себя вести спустя столько времени, да и надо ли вообще: неизвестно, в сознании ли Торн. Она надеялась, что да, не может быть так долго в отключке. У Торна на отдых времени быть не могло, он наверняка уже задерживал свой график, а тут еще и кома. Непорядок.
В скором времени они прибыли к больнице. Та высилась этажа в четыре и напоминала психиатрическую клинику в самом страшном сне любого ребенка, а все из-за вычурных декораций и грифонов по углам сидящих. Серые кирпичи и белый мрамор создавали жуткий антураж идеалистов до мозга костей, а сам вид старого здания времен империи навевал воспоминания о Наблюдательном центре, из-за чего Офелия вновь содрогнулась, стоило представить заброшенный парк развлечений и кадильницы. Один вход в госпиталь, и у нее уже появилось плохое предчувствие.
Офелия и Гектор поднялись на третий этаж и в правом крыле нашли палату номер двадцать один, откуда слышала знакомый, словно тягучая карамель, голос.
– В иной раз я бы и слова не сказала, но это очень важно! – говорила Беренильда и строгим, и умоляющим тоном.
Поскольку в коридоре тетушки Розелины не нашлось, Офелия предположила, что она сейчас находилась в поместье, а не за белой дверью с золотой ручкой и таким же номером “21” выше макушки Офелии.
– Я посижу здесь, – сказал Гектор, преспокойно уселся на низкую скамью и раскрывал перед собой тетрадь.
Иногда Офелия действительно поражалась его любви к знаниям и количеству времени, которое он уделял учебе. Хотя в то же время и непонятно, чем бы еще он занимался во время ожидания на Полюсе.
Офелия встала перед дверью, слушая мольбы Беренильды.
– Торн, я прошу подождать буквально пять минут, может, что-то прояснится!
Она нахмурилась, услышав это. Что проясниться? Страх тут же сковал движение и ее рука остановилась в сантиметре от дверной ручки. В разум ворвались тысячи разнообразных поворотов событий, а драматизация фразы придумала и поставила Торну тысячу и один новый диагноз. Возможно, он нашел в Изнанке что-то, о чем не ведал, может, снова хотел прыгнуть в зеркало и попасть на самую дальнюю территорию – Офелия подумала обо всем, даже не коснувшись дверной ручки.
Пять минут. Беренильда хотела его задержать до прихода Офелии! А она тут стоит и ждет чуда!
Офелия мягко постучала в дверь, в грудь ударил жар от страха перед встречей, перед неизведанным.
– Входите.
Она открыла дверь и заглянула в комнату. К ее взгляду тут же припала Беренильда, красивые золотистые косы рассыпались по плечам. Красавица стояла, скрестив руки на груди, одета в темное фиолетовое платье в пол, и смотрела на Офелию, застыв в искреннем беспокойстве, чуть ли не тревоге. Офелия видела ее такой впервые, а потому ее подозрения оказались верны: случилось что-то серьезное.
Закрыв дверь практически без звука щелчка, Офелия наконец перевела взгляд на стоящего около кровати Торна, уже надевшего мундир. Она застыла, не в силах сделать и шага, и прямо уставилась на него, с жадностью разглядывая каждый шрам и черту лица, резкую морщину и светлый волос на голове. Единственным, что изменилось во внешности, был цвет и крой мундира, а также ответный взгляд. Офелия надеялась увидеть в нем столь же сильную тоску от разлуки с ней, какая была в ее глазах, а те еще чуть-чуть – и будут на мокром месте. Вместо него она четко видела прежний холод, как во время первой встречи. Холод во взгляде на нее, но не тот, какой она помнила, иной, так Торн смотрел на всех остальных людей, кроме близких, и Офелия еще больше недоумевала: что же с ним случилось?
Торн оценочно оглядел ее сверху вниз, едва ли скривив губы в гримасе, но, благо, был для этого недостаточно эмоционален. Однако Офелия уже хорошо знала Торна и поняла все без слов и действий: она внушала ему сильнейшее отвращение, как и пять лет назад, но почему?! Что она сделала не так?!
Взгляд Торна на миг остановился на обрубках рук, а после вернулся к пуговицам мундира. Он не обращал ни на Беренильду, ни на Офелию внимания, занятый важным делом. Офелия боролась с острым желанием подойти и крепко обнять, но помнила, что Торн не контролирует свои когти. Стараясь бороться, она переключила внимание на Беренильду. Та с надеждой наблюдала за Торном, от нервов покусывая алые губы.
– Торн…
– Только быстро.
Беренильда мельком взглянула на потерянную Офелию, что молча следила за разговором.
– Прошло два года, я тебе уже говорила. Фарук уже знать тебя знает и ему неинтересны твои неоднократные нарушения закона пятилетней давности, – Беренильда старалась держать ровным голос, но тот давал сбои. – Насчет интендантства вопрос будет решен, но… Ты правда ничего не хочешь сделать?
Последний вопрос она произнесла так, словно и сама не верила своим устам. Поведение Торна шокировало не только Офелию, значит, это было несвойственно. Обе они внимательно глядели на него, обе не знали, что сказать, а Офелия вдобавок и причины не понимала.
– Нет, – строго ответил Торн, поправляя светлые манжеты. – Я не знаю эту девушку.
Офелия насупила брови, пытаясь понять, не шутит ли он. Да какая шутка, если речь идет о Торне?! Если он говорит, что не знает Офелию, значит, он не знает Офелию, но это невозможно. Офелия отказывалась верить происходящему, отказывалась воспринимать слова Торна как реальность, но его роботизированные действия и полное безразличие к ситуации ясно говорило о том, что Торн и вправду не знал ее.