Жизнь, как всегда, внесла свои коррективы, ведь в последние годы жизни старого генерала лишь Елена, младшая дочь, была рядом с отцом, и семейные реликвии, не признанные судом ценным имуществом покойного, достались именно ей. Позднее она признавалась, что прежде, в отцовском доме, держала в руках заветный дневник деда, заключённый в потёртый сафьяновый переплёт, листала его страницы, но так и не смогла прочитать текст из-за неразборчивости почерка. И вновь возникает вопрос: о каком дневнике вспоминала внучка поэта – об известном или неведомом?!
Поистине бесценным видится ныне интервью Александра Александровича-младшего, напечатанное в популярной тогда газете «Утро России» 29 января 1912-го: «Вчера внук покойного поэта А.С. Пушкина, состоящий гласным губернского земского собрания, Бронницкий предводитель дворянства А.А. Пушкин заявил сотруднику нашей газеты, что у его отца, почётного опекуна А.А. Пушкина, имеется нигде ещё не опубликованный дневник поэта. Кроме того, внуком поэта найден в старинном портфеле пакет с собственноручными записями поэта русских поговорок и пословиц».
Значит, и Александр Александрович-младший, единокровный брат Елены, держал в руках, перелистывал (а быть может, и читал?) таинственный дневник своего деда. Сколь важное и… забытое ныне свидетельство!
Не забудем, Гофман был командирован в Париж, дабы содействовать возвращению в советскую Россию пушкинской коллекции Онегина. Ведь ранее, в царствование Николая II, согласована была с собирателем договорённость о передаче им всех раритетов в имперский Петербург.
Тому предшествовало немало усилий, и не только материального характера. Граф Сергей Дмитриевич Шереметев передал необычный разговор, что вёлся в дворцовом кабинете императора в декабре 1907-го: «Начал (Государь) рассказывать обстоятельно и пространно, начав с вопроса: «Не знаете ли Вы проживающего в Париже Онегина?» Я ответил, что слыхал о нём, но лично не знаю. Тогда он стал рассказывать, как будучи в Париже Коковцов узнал о коллекциях пушкинских, собранных Онегиным, и начал с ним переговоры, известив Государя, которые закончились завещанием Онегина весь свой архив передать в будущий музей имени А.С. Пушкина в Петербург».
Александр Александрович-младший Пушкин (слева), видевший неизвестный дневник своего деда. Бронницы. 1914 г.
Из архива Татьяны Гончаровой-Новицкой.
Публикуется впервые
В те годы граф Владимир Николаевич Коковцов – министр финансов России. Именно он, выпускник Императорского Александровского лицея, понимая особую ценность парижской коллекции, рекомендовал Николаю II приобрести её. Позже, в эмиграции, граф Коковцов вспоминал: «Всё дело перехода Музея в руки Академии наук и охраны его от случайностей и забвения принадлежит исключительно Государю. Нужно было быть докладчиком его по этому делу, чтобы видеть с какой любовью ко всему, что было связано с именем Пушкина и его современников, и с каким неподдельным удовольствием сказал он мне по поводу утверждённого им соглашения Академии наук с А.Ф. Онегиным: «Хорошее русское дело мы сделали с Вами».
Увы, почти забытая пушкинистами деятельная любовь царя-страстотерпца к русскому гению…
Итак, в начале 1923 года Елена Александровна отправляет письмо Александру Фёдоровичу Онегину с предложением приобрести фамильные реликвии. В том же послании она упоминает и о величайшей редкости, что хранится у неё, – неведомом дневнике поэта. Не случайно парижский коллекционер поручает гостю из России привезти ему тот загадочный пушкинский дневник. И вот, сознавая всю значительность миссии, Модест Гофман немедленно отправляется в путь, в Константинополь. Не забудем, ведь Гофман покидая Париж, заручился поддержкой и советского полпреда Скобелева.
Важно, Скобелев не проявил безразличия, что ясно из его письма Модесту Гофману, заброшенному в Париж волею счастливых для него обстоятельств. Вот если бы сам Скобелев (без посредника!) смог, бросив всё, помчаться в Константинополь! Но, увы, для чиновника столь высокого ранга – в Париже его цепко держали государственные дела – то было делом несбыточным.
Передавая Гофману заманчивое предложение Елены Александровны, Скобелев оставляет ему пространную записку: «Меня, конечно, это очень заинтересовало, и я вступил с нею в переписку (она дала адрес… на английской почте в Константинополе). В ответ на моё письмо я получил от неё громадное письмо, которое меня не просто заинтересовало, а глубоко взволновало: уезжая в Южную Африку, она хотела продать в надёжные руки очень дёшево, фантастически дёшево, следующие реликвии Пушкина…»