Поддерживали ли дружеские связи с соотечественниками супруги Розенмайер? Неизвестно. Да и пробыли они в Южной Африке недолго. Вероятно, в конце того же года супружеская чета вновь совершила долгое путешествие, на сей раз во Францию.
Как ни странно, но, вернувшись в Европу, Елена Розенмайер более не упоминала о фамильной ценности – хранившемся у неё дневнике поэта. Только ли совпадение? Или таинственный пушкинский дневник остался в Кейптауне?! Быть может, в Йоханнесбурге? Продан ли, утерян ли…
Обстоятельства, неведомые нам, вынудили супругов покинуть Африку. Смею предположить, что причиной столь скорого переезда стала прогрессирующая болезнь Николая Алексеевича: ему требовалось серьёзное лечение (старая рана на голове, полученная в боях за Крым, напоминала о себе болью и ужасными галлюцинациями), а жаркий климат усугублял страдания.
Итак, внучка поэта решительно перелистнула «африканскую страницу» своей биографии.
Парижская мечта
Всё семейство обосновалось в Париже, как казалось, прочно и надолго. Но его главе Николаю фон Розенмайеру год от года становилось всё хуже, и в 1933-м бывший ротмистр после долгого и безуспешного лечения умер в лечебнице для душевнобольных, что в пригороде Парижа. Елена Александровна в одночасье осталась вдовой с дочкой-подростком на руках.
Иван Бунин:
«Потом, как многие, где только не скиталась я с ней! Болгария, Сербия, Чехия, Бельгия, Париж, Ницца…»
На второй год вдовства внучку поэта посетил писатель-эмигрант Иван Лукаш. Автор исторических романов о Древней Руси (к слову, потомок донских казаков: его отец Созонт Лукаш изображён на знаменитом репинском полотне «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» в образе колоритного казака с перевязанной головой), он сотрудничал с эмигрантскими журналами «Иллюстрированная Россия» и «Возрождение».
Вид Кейптауна, где довелось побывать внучке Пушкина. Старинная гравюра
Парижская квартира вдовы Розенмайер поразила писателя своей более чем скромной обстановкой, теснотой и убогостью. Но зато Иван Лукаш оставил живую картинку «сладкой» парижской жизни Елены Александровны, да и несколькими яркими строчками запечатлел портрет её дочери Светланы: «Триумфальная арка в сиреневых дымах как бы парит вдалеке. У этого невысокого старинного дома приятный дворовый подъезд с матовыми стеклами. Я спрашиваю консьержку о госпоже фон Розенмайер. «Да вот её дочь». Девочка лет одиннадцати, светловолосая, с синими смелыми глазами вошла в подъезд. «Вы к маме? Я вас провожу». Старая деревянная лестница винтом. Потёртый коврик… И вот мы на самом верху, в мансарде. Тёмная и очень тесная прихожая, как корабельная каюта, потолок сводом. За прихожей – маленькая келья с верхним окном. <…> В этой парижской мансарде меня встретила внучка Пушкина Елена Александровна… Её дочь Светлана забралась на кушетку и слушает нас во все уши, и смотрит во все глаза. Не так давно эта смелая девочка одна путешествовала к знакомым в Германию с документами на руках. <…> В моём путешествии к живым потомкам Пушкина есть странное и грустное утешение: может быть, оно в том, что и потомки поэта с нами в изгнании».
Иван Созонтович не преминул задать хозяйке вопрос о загадочном дневнике. Елена Александровна подробно поведала о нём: «С особым волнением и горечью я вспоминаю дневник деда. Этот дневник, хранившийся у отца, никогда не был опубликован. Перед войной Академия наук, занятая изданием Пушкина, просила у отца разрешение о выдаче дневника для опубликования. Отец отклонил тогда предложение: «Его ещё рано опубликовывать. И рано потому, что ещё живы дети тех, кого описывает дневник». <…> Я так и не читала его. Началась война, революция, события увели далеко из отеческого дома. <…> Дневник не был исписан до конца, и там было несколько пустых, слегка пожелтевших страниц…»
Наконец, спросив, где же ныне сам дневник, Иван Лукаш получил краткий и горький ответ: «Дневник пропал». Где и когда случилось то, Елена Александровна не уточнила, что позволило её собеседнику вынести горький вердикт: «Дневник Пушкина исчез бесследно, и внучка поэта совершенно не знает, где он теперь находится».
К парижскому периоду восходит тесное общение Елены Александровны с Сержем Лифарём, уникальнейшим человеком, танцовщиком, балетмейстером и настоящим полпредом русской культуры во Франции. По его просьбе внучка поэта вошла в Центральный Пушкинский комитет в Париже, занятый подготовкой юбилейной выставки.
На самой же исторической выставке «Пушкин и его эпоха», открывшейся в начале 1937-го, года печального юбилея, и ставшей ярчайшим событием культурной жизни русского зарубежья, Елена Александровна быть не смогла. Некоторые из принадлежавших ей прежде реликвий, приобретённые Лифарём, предстали на выставке ценнейшими экспонатами.