— Ты меня не убедил. — Канцлер слегка наклоняется к Коменскому, холодок в глазах его растаял. — Да, не убедил, но беседа с тобой была интересна. Ты прав, добро привлекательно, и хорошо, что есть такие мужи, как ты. Полагаю, что так на эти вещи никто другой до сих пор не смотрел; иди же дальше по этому пути. Тогда мы достигнем, наконец, соглашения либо будет ясно, что надежды нет... — Неожиданно он выпрямляется, как бы освобождаясь от минутной слабости и снова становясь твердым, как и полагается канцлеру: — Пока же будем реформировать школы. Здесь мы сходимся. Это прежде всего.
Коменский удивлен неожиданной метаморфозой, происшедшей на его глазах с Оксеншёрной. На мгновение человек заглушил в нем голос политика, но перемена была поистине мимолетна. По-прежнему он останется прежде всего канцлером, ибо, как никто другой, знает, что нужно для вящей пользы государства. А стоит ему усомниться в своем знании, как тотчас же сработает механизм власти и выбросит его из своей орбиты. Удивительна эта таинственная сила государства, создающая типы нужных ему людей!
— Итак, мы обо всем договорились, — завершает беседу Оксеншёрна.
Он еще раз повторяет, что ничем другим, кроме составления учебников и методик, в первую очередь для изучения латинского языка, Коменский не должен заниматься. Никаких поручений из Лешно, никакого научного обмена с английскими пансофистами. На прощанье Оксеншёрна вручает Коменскому собственноручно написанное рекомендательное письмо, адресованное де Гееру. Таким образом всесильный канцлер как бы берет знаменитого ученого под свое покровительство.
Проводив Яна Амоса до дверей, Оксеншёрна опускается в кресло. Что ж, он может быть собой доволен. А к тому же и сам философ с его глубокой верой в добро и правду ему симпатичен. От знаменитого педагога действительно исходит какая-то непонятная сила. Да, такие люди, как Ян Амос, нужны, но их деятельность нужно направлять. Мысль эта как бы поставила точку в размышлениях. С Коменским он поступил мудро и дальновидно. Прекрасный день. Прекрасный вечер. Есть от чего прийти в хорошее расположение духа.
***
Вернувшись в Норчёпинг, Ян Амос рассказывает де Гееру о своих беседах с королевой и канцлером и вручает ему рекомендательное письмо Оксеншёрны. Де Геер удивлен: канцлер дорожит каждой минутой, разговаривает с людьми в присутствии секретаря, которому немедля диктует распоряжения, а тут встречается с Коменским три дня подряд, пишет собственноручно длинное рекомендательное письмо, — поистине удивительно! С интересом читает де Геер это письмо, в котором Оксеншёрна воздает должное учености и личным качествам знаменитого философа. Однако, прося де Геера о всемерном содействии Коменскому, канцлер ясно говорит об обязательствах, взятых на себя философом. Оксеншёрна подчеркивает, что они должны неукоснительно выполняться.
Итак, Коменского ждет Эльблонг. Судно, которое отправляется туда, только что пришло из Ливонии, разгружается и должно простоять в Норчёпинге несколько дней. В ожидании его Ян Амос и де Геер совершают прогулки. Письмо канцлера сыграло свою роль: де Геер предлагает оплатить расходы, связанные с пребыванием в Эльблонге не только Коменского с семьей, но и его сотрудников. Он расспрашивает о судьбе братьев, рассеянных по Европе. Коменский представляет список проповедников, вдов и сирот, находящихся в Польше и в Венгрии; не соизволит ли де Геер распространить христианскую любовь и великодушную щедрость и на этих несчастных людей? Пусть часть того, продолжает Ян Амос, что предназначено его коллегам, идет в помощь просящим.
— Не будем смешивать это, — говорит де Геер, — пусть каждое дело будет отдельно! Тебе и твоим сотрудникам я дам то, что обещал, а тем каждый год буду посылать тысячу талеров до тех пор, пока тебя оставят при этом деле. Половина пусть достанется тем, которые живут в Польше, половина — тем, кто в Венгрии. Я напишу письмо, чтобы тебя отпустили, а ты передашь его с подарками.
Коменский, таким образом, оказывается как бы заложником. Но об этом он не думает. Ради помощи нуждающимся братьям он готов трудиться без отдыха от зари до зари. И поэтому Ян Амос преисполнен к де Гееру горячей благодарности. С присущей ему отзывчивостью на добро воздает он де Гееру должное. А его покровитель, прощаясь с ним, считает не лишним еще раз повторить условия, выдвинутые Оксеншёрной. Вероятно, тогда же, перед отъездом в Эльблонг, Коменский занес их в свой дневник: «1. Чтобы я, отложив на время общенаучные работы, посвятил себя целиком окончанию дидактических сочинений. 2 Чтобы я не изменял совету, который мне дали насчет Эльблонга. 3. Чтобы в компаньоны своих трудов я предпочитал брать старательных молодых людей, а не зрелых мужей с семьями, ибо молодых легче уволить, если бы вдруг какой-то из них не годился». Де Геер, как и свойственно деловым людям, оказывается предусмотрительным. Он хочет, чтобы его деньги тратились с максимальной пользой.