Ян Амос спешит посетить советников, чтобы выразить свою благодарность. Те принимают его с необыкновенной любезностью и в один голос рекомендуют оставаться в Амстердаме, пока не будут напечатаны его произведения, причем де Геер берет на себя расходы на издание пансофических работ, а сенат — дидактических.
— Чтобы это случилось к чести нашего города, — замечает один из советников господин Тульп.
— Чтобы наше юношество извлекало из них пользу, — прибавляет первый советник, господин Грааф.
В заключение беседы Коменского приглашают в следующий вторник явиться в ратушу. В назначенный день в ратуше на заседании членов магистрата Яну Амосу торжественно сообщают, что ему назначено содержание 200 золотых на каждые четверть года. При этом сенат хочет, чтобы в первую очередь был напечатан том «Дидактических сочинений». Лаврентий де Геер благосклонно принимает это небольшое отклонение от его намерений издать сначала «Всеобщий совет» и пансофические труды: в конце концов, непринципиально, какое из сочинений философа публиковать раньше.
Все складывается на удивление хорошо. Однако кто-то упорно распускает слухи, будто «Открытая дверь языков» кишит варваризмами. Ходит по рукам даже список этих «варваризмов», Коменский вынужден защищаться. Он пишет сочинение «Защита чистоты языка «двери» Коменского», которое препровождает советникам. Не однажды перо выручало Яна Амоса. Его блестящий полемический дар, безупречная логика и глубокие лингвистические познания сослужили свою службу и на этот раз. Слухи прекращаются сами собой, лишь только становится известным это сочинение, а Коменскому советуют впредь не обращать на них внимания...
Коменский перечитывает сочинения, которые должны составить дидактический том. Они естественно складываются в нечто цельное, значительное. Да, дидактические труды, написанные в Лешно, Эльблонге, Шарош-Патаке, готовы к печати, нужны лишь небольшие поправки. Три города. Три страны — Польша, Швеция, Венгрия. Три периода его жизни. И с каждым из них связаны свои мечты и стремления, горести и радости. Преодолевая обстоятельства, которые постоянно складывались против него, терпя нужду и бедствия, он писал свои сочинения вперегонки со временем, а оно бежало слишком быстро, и обязательства тяжелым бременем ложились на его плечи. Он жил как бы в оковах, его понукали, заказчики требовали своего, а он писал о светлых мастерских человечности, о том, как сделать учение легким, привлекательным, радостным, как научить юношество всему, что полезно для жизни, как научить человека быть человеком. Он утверждал и доказывал равенство всех людей, без каких бы то ни было различий, и, следовательно, единые для всех школы-мастерские...
Три города. Почти целая жизнь в изгнании. Сумел ли он высказать то, что хотел, чтобы его поняли? В некоторых школах передовых стран ныне распространяется его новый метод обучения, но не целиком, а по частям, да и то встречая постоянное сопротивление. Можно ли ждать в этом случае хороших результатов? Подлинный успех может прийти, лишь когда будет осуществлена вся его система, раскрытая в «Великой дидактике», когда в соответствии с ее принципами построят школу.
«Великая дидактика»... Ян Амос перебирает листы рукописи, переписанные набело и приготовленные для типографии. Одно из двух его самых важных творений; он все еще не верит, что увидит книгу опубликованной. Двадцать пять лет она ждала своего часа! Он писал ее в Лешно по-чешски и сначала хотел назвать «Чешским раем», его пером двигала надежда на скорое освобождение родины — вот тогда его «Чешский рай» или, как он назвал это сочинение, «Чешская дидактика» стала бы важнейшей частью программы обновления государства. Этой мечте не дано было осуществиться. И сколько раз потом вспыхивала и гасла надежда на освобождение родины, сколько сил было затрачено, чтобы способствовать этому великому делу! Надежда жива и сейчас и будет жива, пока бьется его сердце. «Великая дидактика» писалась для чешского народа, но предназначается она всему человечеству. Заметят ли ее теперь, когда выйдет в свет его том дидактических сочинений? Заметят ли? Поймут ли?