Выбрать главу

И, конечно, он очень заинтересован в том, чтобы у него были последователи и сторонники в России. Он аккуратно шлет каждую из своих книг в подарок русским ученым; старается выполнить просьбы петербургских друзей в отношении разных справок, за которыми они к нему обращались, пишет к ним в самом дружественном тоне.

Ссора с Сигезбеком была ему неприятна, потому что она могла поколебать его авторитет в Петербурге.

Нет сомнения и в том, что Линней получал большое удовлетворение от этой переписки. Его петербургские корреспонденты — Иоганн Амман, врач и натуралист, заведующий Ботаническим садом академии Иоганн Гмелин, профессор ботаники Степан Крашенинников, академик Герард Фридрих Миллер и другие, — как это видно из переписки с Линнеем, очень охотно и тщательно выполняли, в свою очередь, его просьбы.

Петербургская Академия наук избрала Линнея своим почетным членом 8 июля 1754 года, и он был утвержден в этом звании ее президентом, графом Разумовским. Линней с большим удовлетворением принял известие об этом и отблагодарил Разумовского в том высоком стиле, в котором обращались к коронованным особам и вообще высокопоставленным лицам. Письмо настолько характерно для того времени, что его следует привести:

«К. Линней — К. Г. Разумовскому (1755, Упсала)

Знаменитому Герою и Господину

Кириллу графу Разумовскому

Гетману Малой России по обоим берегам Борисфена

Президенту императорской Академии наук в Петербурге,

полковнику Измайловского полка

Кавалеру Орденов св. Андрея, Белого Орла,

св. Александра и св. Анны

Месяц тому назад письмо Вашей светлости вместе с дипломом об избрании меня в императорскую Академию наук и с «Ас(а» Академии было вручено мне сиятельнейшим г-ном Паниным.

Я с удивлением получил все эти дары Вашей светлости, настолько неожиданные для меня, насколько не заслуженные мною.

С величайшей радостью я убедился в несказанной милости Вашей светлости ко мне, недостойному; сожалею только о том, что не имею, чем отблагодарить Вас.

Убедившись, что Вашей светлости было угодно внести мое имя в список ученых, я всегда буду с радостью вспоминать этот случай.

Если я открою что-нибудь, что мне покажется достойным «Acta» славнейшей Академии, я не премину прислать это.

Пусть всемогущий бог даст Вашей светлости как можно дольше пользоваться крепким здоровьем и постоянным счастьем, чтобы Академия наук, вызванная к новой жизни сиянием Вашей славы и одухотворенная ею, и в дальнейшем приносила бы роду человеческому пышные цветы и обильные плоды.

Всецело посвящая себя славнейшей Академии, остаюсь Вашей светлости покорнейший слуга.

К. Линней».

Надо пояснить, почему Линней называет президента Академии наук гетманом Малой России. С 1750 года Разумовский стал гетманом Украины: Борисфеном же в древности называли Днепр. Под «Acta» Академии наук Линней имеет в виду научный журнал, который она издавала в это время.

Этому избранию Линней придавал большое значение и желал с достоинством носить высокое звание почетного члена академии. Переписка его с русскими учеными становится еще более содержательной. Насколько высоко ценил он научные связи с ними, видно из одного письма к академику Степану Петровичу Крашенинникову:

«Я очень признателен за то, что Ваша Академия пожелала вступить со мной в переписку. Прошу тебя, славнейший муж, научи меня, как понимать положение тех, которые вступили в эту должность. Должны ли они что-нибудь делать или только носить имя члена общества? Или они ежегодно присылают в Академию свои наблюдения для напечатания?»

Линней озабочен тем, как лучшим образом использовать связь с русскими учеными, чтобы официальное признание го корреспондентом академии не было пустой формальностью.

Иоганн Миллер, будучи историком, писал Линнею: «Связи исследовательских работ в области истории обоих народов требуют постоянной взаимной консультации. Поэтому ты оказал бы мне и нашей Академии величайшее благодеяние, побудив какое-нибудь ваше светило вести с нами переписку по научным вопросам».

Смертен человек, но бессмертны его труд и поиск истины. Пройдут многие годы, перед человеком раскроются дали, о которых и мечтать не мог Линней. Но и в век космической биологии трогают сердце эти строки из письма великого ученого XVIII века: «...Во имя твоей любви к растениям... Пришли мне, по крайней мере, веточку или цветок... Я хотел бы, чтобы ты, если можешь и хочешь, прислал мне высушенный цветок, чтобы я мог исследовать тычинки и пестик... Если бы я мог получить высушенный цветок... Если бы я мог видеть цветок... Если у тебя есть семя, прошу прислать хотя бы одно...», — пишет он ученому Амману.