— Кому он это говорил? — быстро спросил я.
— Много ребят вокруг стояло…
— Миша, а что ты лично думаешь по поводу гибели Никиты?
— Обидно очень… И чего ему на этом причале надо было, чего он там забыл? Он ведь плавать не умел.
— Это мне известно, Миша. Кстати, как ребята ваши относились к тому, что Никита не умел плавать? Не подшучивали над ним? Мол, на Черном море живет, а плавать не научился.
— Кто же станет подшучивать? — изумленно поднял он брови. — Мы знали, что у Никиты ноги судорогой сводит. Чего ж тут подшучивать! Ну, естественно, когда узнали, что он утонул…
— Когда вы узнали о случившемся?
— В понедельник, после уроков, Никита хотел у мена взять на несколько дней лобзик, что-то вырезать ему нужно было. Я принес лобзик в школу, а Никита не пришел. После уроков я к нему сам потопал. А во дворе-то уже разговоры. Я, конечно, некоторым нашим ребятам позвонил, сообщил. В общем, я думаю, что вечером в понедельник, то есть вчера, все уже знали. А сегодня только и были разговоры вокруг этого.
— Какие же разговоры? Можешь вспомнить?
— Да разные. Кто-то сказал, что Никита, наверное, бросился кого-нибудь спасать во время шторма, это в его характере, а так как плавать не умел, то, может, и спасти-то не спас, а сам утонул. Правда, мы это мнение сразу отмели. Нереальное оно. Потом кто-то сказал, что Никита случайно упал в воду, а его волной и накрыло. В общем много версий накрутили.
— А никто из вас не высказывал предположения, что Гладышева могли сознательно столкнуть в воду, зная, что он не умеет плавать? — осторожно спросил я.
— Как это сознательно? — уставился он на меня. — Убить что ли?
— Допустим.
— А за что его было убивать? Да нет, таких разговоров вроде не велось.
— Вот ты с ним дружил… А кто еще был его другом или близким приятелем? Может, у него какая-нибудь компания имелась?
— Нет, — возразил Миша. — Я только и был его другом. А так он занимался много, рисовал. Тут еще занятия самбо… Где на все время взять, чтобы еще и в компании?
— Скажи, Миша, а не было ли таких разговоров, что Никита сам бросился в воду? По какой-либо причине? Кстати, он не дружил с какой-нибудь девушкой? Не обязательно из вашего класса или школы…
— Никого у него не было! — перебил он уверенно. — Уж это я точно знаю. А вот насчет того, что Никита покончил жизнь самоубийством, вас ведь это интересует? — Его глаза доверчиво смотрели на меня. — Правильно, такое мнение у нас существует.
— Да? Почему?
— Так ведь никто не знает. Ну, просто мнение такое, понимаете?
— Не очень, Миша. Мнение должно на чем-то основываться!
— Невеселый он в последнее время был. А почему, я не знаю.
— Но вы же с ним были друзьями, Миша! — укоризненно заметил я. — Неужели тебя не интересовало, отчего твой друг ходит грустный?
— Почему же не интересовало? — обиделся парнишка. — Я у него два раза спрашивал: “Чего у тебя стряслось, старик?” А он в ответ: “Ничего. Отстань. Сам разберусь!” Я и отстал. У нас не принято приставать, если тебя не просят. Зачем лезть в душу человека? Может у него в голове какие-нибудь мысли. Захочет — сам скажет, а не захочет — пускай не говорит. А если вот так каждый будет приставать — это ведь садизм получается.
— И в школе у него тоже все было в порядке… — задумчиво проговорил я.
— Естественно! — кивнул Миша. — У него в школе всегда все в порядке, не то что у меня.
— А дома?
— Этого я не знаю. У него отец уехал в Москву. Никита почти месяц вдвоем с матерью жил.
— Никита был дружен со своим отцом?
— Еще как! Он все ждал, когда отец вернется, тот обещал ему привезти какие-то книги о театре. Никита театр любил, мечтал после школы в театральный вуз поступать. Или во ВГИК. Только об этом тоже никто из наших не знал. Никита даже в самодеятельности не участвовал. Правда, декорации оформлял, если попросят… Нет, с отцом он крепко дружил, как и я со своим. Тут у нас все нормально. С женщинами, конечно, посложнее…
— С какими женщинами? — не понял я.
— Ну с матерями, — ответил Миша. — Они нас, понятно, любят, но все равно полный антагонизм. Все суетятся. А зачем суетиться, когда и так все ясно?
— Миша, ты у Никиты никогда не видел при себе денег, крупной суммы? Двести рублей?
— Нет, — захлопал он глазами. — А зачем они ему?
— И очки он тебе тоже не показывал? — не отвечая на вопрос, спросил я.
— Какие очки? — вскинулся Миша. — Такие… ну… с “толстыми” стеклами?
— Да-да! — поспешно произнес я.