Не будь Артем так зол, можно было бы рассмеяться, глядя на обалдевшего Паровозникова. Но Артем сам себя не узнавал: по натуре он был спокойным,
уравновешенным человеком. По крайней мере, так ему до сих пор казалось. А тут будто бес вселился!
— Лучше бы я твою похабную рожу и не видел, — сказал он Паровозникову. — Освобождайте помещение, чертовы халтурщики! Это я не для смеха...
Когда плотники один за другим с предосторожностями — пол в коридоре был ненадежный — выбрались из дома, Артем подобрал с верстака позабытый кем-то брусок для заточки инструмента и вышвырнул в проем окна.
2
Хмурый и невыспавшийся, Артем слонялся по захламленному двору и курил. Ночью прошел дождь, и с потолка хлынул поток. Пришлось перебраться с надувным матрасом в «Москвич».
Несмотря на все это, его вдруг разобрал смех: Серега Паровозников, конечно, тип! «С возвращеньицем, — говорит, — хозяин!» Наверное, так и не просыхали полтора месяца. Разве в трезвом состоянии можно такое нагородить? Вечером, после того как их прогнали, пришел дюжий Григорий с мешком и забрал все пустые бутылки до единой. При этом пробурчал:
— Намусорили мы тут... И откуда набралось столько стеклотары?
— Ты, наверное, и топором-то ни разу не тюкнул, — спросил Артем. — Только за водкой и бегал?
— Хороший хозяин разве укатил бы на машине? — сказал Григорий. — Хороший хозяин со стройки ни на шаг... За нашим братом глаз да глаз нужен.
— Дурак я, что связался с вами.
— Знамо дурак, — добродушно согласился Григорий. Взвалил на плечи мешок со стеклотарой и ушел.
Утро было свежее. Одна половина неба чистая, голубая, вторая затянута сиреневой облачной дымкой. И в этой дымке, будто в легких прозрачных одежках, закуталось лебедью-царевной солнце. Сиреневая дымка медленно таяла в небе.
Мимо дома проходили люди, качали головами, некоторые вслух сочувствовали.
— Ты, милой, ночуй в сараюшке, — посоветовала одна сердобольная женщина. — А то ведь потолок упадет — ненароком придавит...
— Ну, спасибо за заботу, мать, — сказал Артем. Вечером пришел председатель поселкового Носков.
Присев на бревна, стал спрашивать, чего нового в Ленинграде, какая погода.
— У вас тут тоже произошли большие события, — сказал Артем. — Вот дорогу поскребли...
— К твоему приезду, — ухмыльнулся Кирилл Евграфович. — Я тут как-то позвонил директору спиртзавода — Мыльникову Алексею Ивановичу, интересный мужик... Говорю, прибыл к нам из Питера на постоянное жительство художник. На своей легковушке. Клял дорогу на чем свет стоит... Так и так, говорю, решил на тебя, Алексей Иванович, соорудить карикатуру в районную, а может, и в областную газету...
— Значит, подействовало?
— Через неделю вот грейдер прислал... И весь день грузовик из карьера песок возил. Обещал грейдером-то и по поселку пройтись, да, видно, понадобился для других дел... Правда, весь этот ремонт лишь до хороших дождей, но спасибо и на этом.
Носков взглянул на сруб.
— Когда же новоселье будем гулять? Говорят, ты тут какой-то заморский проект придумал... Четыре стены и все разные, а вместо крыши решето. Пол как в клубе, с наклоном, окна у тебя, как давеча, сами из наличников выскакивают... У нас таких домов сроду не строили, ей-богу! И специалистов ты подобрал самых известных в округе... По-русски-то они не могут строить, это мы знаем, так на заграничный манер...
— Чего же вы сразу мне не подсказали, что с этой компанией не стоит связываться? — упрекнул Артем.
— А ты меня спрашивал? Уж если такой гордый да знающий, чего ж мне соваться не в свое дело?
— Вам ведь видно было из окна, как они калечат дом, — сказал Артем. — Прекратили бы это безобразие.
— Говорил я им... Серега тычет в нос твой проект. Толкует, делаем точь-в-точь по бумаге... Ну, думаю, хозяин — барин... Может, тебе вместо дома декорация понадобилась, чтобы, значит, ее потом зарисовать...
— Вам все шуточки, а мне что теперь делать?
— Дом, — спокойно ответил Носков.
— Я ведь никого здесь не знаю... Опять нарвусь на таких же проходимцев!
— Большую глупость ты допустил, что уехал...
— Что теперь толку об этом говорить?
— Есть тут у нас один плотник — золотые руки, — сказал Кирилл Евграфович. — Он тебе не только избу — дворец соорудит...
— Эти тоже говорили... — усмехнулся Артем.
— Лучшего плотника, чем он, в наших краях не сыщешь, — продолжал председатель. — Но одна беда...
— Закладывает?
— Это еще полбеды... Не будешь давать денег, так и пить не станет. Дело в том, что плотник капризный — не каждому возьмется рубить избу.
— Что же нужно сделать, чтобы ему понравиться?
— Он сейчас на лесозаготовках, — сказал Носков. — Скоро должен объявиться... Я с ним потолкую. А мужик он очень интересный.
Носков поморщился, взглянул на дом и сказал:
— Паленым или жареным пахнет. А может, дом твой загорелся?
— Ужин мой сгорел, — спохватился Артем и бегом кинулся в сени. Появился со сковородкой, из которой валил густой синий дым.
— Без жены-то оно хлопотливо, — улыбнулся Носков.
Артем выколотил черные угольки со сковородки — это все, что осталось от яичницы с колбасой.
— Сейчас новую соорудим... Приглашаю вас, Кирилл Евграфович, на скромный холостяцкий ужин.
— Пойдем лучше ко мне, — предложил председатель. — На семейный ужин...
— Я первый пригласил, — сказал Артем.
Яичница с колбасой шипела на опрокинутом ящике, заменившем стол. Из сеней Артем принес две зеленые рюмки на длинных ножках, а из багажника достал предусмотрительно захваченную из Ленинграда бутылку коньяку.
Кирилл Евграфович одобрительно отозвался о коньяке. В прошлом году в сельпо забросили двадцать ящиков болгарской «Плиски». И с тех пор больше коньяка не было.
Тыкая вилками в сковороду, съели яичницу. Носков выпил две рюмки и больше не стал, несмотря на уговоры Артема.
— Хватит, — сказал он. — Выпить-то можно, а зачем? Вот эта наша русская привычка: пей до победного конца — и сгубила не одного хорошего человека... Выпить-то легко, а вот вовремя остановиться — куда потруднее...
Уселись на бревна, закурили. Мимо станции без остановки пошел товарняк. Паровозный дым взметнулся выше деревьев и, закручиваясь спиралью, стал рассеиваться.
— Когда я сюда приезжаю, со мной что-то начинает твориться непонятное, — размякнув, заговорил Артем. — Вспоминается какой-то пожар, я его и запомнить-то не мог... Вот мы сейчас сидим тут, прошел поезд, башня, станция, стрижи в небе и даже вы на этом бревне — у меня такое ощущение, будто все это когда-то было... И эти облака над лесом, и дым.
— Почувствовал свою родину, — просто сказал Носков. — Это не только с тобой бывает… Когда я был на фронте, под Бреслау, на меня тоже такое нашло. Вспомнился вдруг дом, баня у речки, какой-то старик копошится в предбаннике, а потом огонь, крики... Лишь когда вернулся домой, у матери узнал, что такое было на
самом деле. Еще до революции мой дед самогон варил, да и баню спалил. Сам еле живой остался... А мне тогда полтора года всего и было. А вспомнилось мне все это под Бреслау до того отчетливо, что просто диву даюсь... Сам понимаешь, как все мы намаялись на фронте за пять лет. Недаром на войне самые любимые песни были про дом, рощу да белую березу. Ничто так солдата за душу не трогало, как эти песни... Вспомнил один случай. Это было в сорок втором, под Торопцем. Мы закрепились на правом берегу небольшой речушки, теперь уж забыл, как и называется. Так вот как раз посередке между нами и немцами стояла кудрявая береза. Вокруг вся земля снарядами вспахана, а она каким-то чудом уцелела. И все мы каждое утро радовались, видя, что после артобстрела и ночной бомбежки стоит родимая, ветками шевелит... Глядим на нее, про дом родной вспоминаем. И тут случилась танковая атака. «Тигры» поползли прямо на нас. Тогда мы еще не знали, как с ними совладать. Наши пушки стреляют, но пока ни одного не подбили... И скажу я тебе, даже бывалым солдатам ох как скучно сидеть в окопе и смотреть на этих «тигров»... И тут один танк, я думаю, из озорства, повернул прямо на березу... Как ударил грудью с ходу, так и затрещала наша кудрявая... Замахала ветками и упала вершиной в нашу сторону. Был у нас в роте солдатик такой, тихий, незаметный, воевал исправно, но на рожон не лез. Тут вскакивает он, лицо перекосилось от гнева, и со связкой гранат прямехонько на этот танк. Ну, думаем, сейчас его прямой наводкой. Добежал-таки до самого танка и связку под брюхо ему. Подбил! Тут еще один солдат поднимается, другой, третий... Когда загорелся второй танк, «тигры» развернулись и показали нам хвост... А солдатика того орденом Красного Знамени наградили... В газетах сейчас часто пишут военные были. Была у меня мыслишка про этот случай написать в «Известия»...