Инженера в конторке не было. Я нашел его возле башенного крана. Ягодкин и механик копались в механизме. Стрела уныло повисла над их головами. Ветер раскачивал четыре стальных троса, к которым прицепляют контейнеры с кирпичом. Ягодкин увидел меня, улыбнулся.
— Какое дело, Максим, — сказал он. — Придется подождать, друг…
— Сальник пробило, — сказал механик, дрыгнув ногой. Он до половины забрался в машину.
— Сальник… Тут дело посерьезнее.
Они еще глубже уткнули носы в мотор и забрякали ключами. Снаружи торчали четыре ноги. Две в валенках, две в сапогах. С час пришлось мне ждать инженера. А когда механизм заработал и стрела пошла описывать плавные круги над строительной площадкой, Ягодкин наконец подошел ко мне:
— Нравится машина?
— Ничего.
— Такими кранами будем блочные дома собирать, — сказал Ягодкин. — За месяц. Представляешь себе? Месяц — и пятиэтажный дом!
Я ничего не мог представить сейчас, кроме мотоцикла. Мне не терпелось увидеть его, потрогать. А вдруг он никуда не годится? Как тот трофейный автобус. Прямо со склада — в утиль.
— На заводах, Максим, будут делать блоки, — продолжал Ягодкин. — Целые секции. Проще и удобнее. А мы соберем. За месяц — дом. А возможно, быстрее.
— Хорошо бы, — сказал я, отыскивая глазами склад.
— Не туда смотришь, — усмехнулся инженер. — Вон там стоит твоя бандура.
Мотоцикл стоял в холодном, захламленном сарае. Здесь лежали надорванные пакеты с цементом, вскрытые ящики с гвоздями, в углу громоздилась бетономешалка. Худощавый юркий завскладом, отомкнувший нам дверь, кивнул на мотоцикл:
— Запылился малость…
Ничего себе малость! Не видно было, какого цвета мотоцикл. Обе шины спустили. Едва я дотронулся до руля, как с фары в ящик с гвоздями упало стекло. Хорошо, что не разбилось.
— Продали? — полюбопытствовал завскладом.
— Тряпку дай, Соколов, — сказал Ягодкин. — И насос как следует поищи… Был ведь!
Соколов ушел за перегородку и, с минуту пошебаршив там, вернулся с клоком пакли и насосом.
— Валялся под ногами, — сказал он. — Прибрал.
— Выкатывай, Максим.
Я выкатил мотоцикл из сарая. Это был побывавший в переделках двухцилиндровый БМВ. Когда я смахнул с него паклей пыль, мотоцикл оказался не таким уж старым. На спидометре: двенадцать тысяч километров. Это совсем немного. На баке вмятина. Переднее крыло согнуто, задевает за шину, нет обеих подножек, не хватает многих спиц.
— Будет как миленький бегать, — сказал Ягодкин.
Я подкачал шины. Задняя сразу же спустила, передняя ничего, пока держала.
— Осторожнее веди, — посоветовал Ягодкин, — а то резину сжует.
В баке плескался бензин. Инженер крутнул кикстартер, и из цилиндра со свистом вылетела смесь.
— Свечи вывинчены, — сказал он и посмотрел на завскладом.
— Ну и народ пошел, — пожал тот плечами. — На минуту отвернись — из глаз нос вытащат… Шофера, кто же еще?
— Поищи, Соколов, — сказал Ягодкин. — Может быть, тоже под ногами валялись…
— Что под ногами, я прибираю…
— Оно и видно, — сказал Ягодкин. — Все, брат, подбираешь…
Соколов снова ушел за перегородку и принес две свечи в промасленной бумаге.
— У Соколова все есть, как в Греции, — самодовольно сказал он.
Минут двадцать мы с Ягодкиным пытались завести двигатель, но он молчал. Наверное, кроме свечей из него еще что-нибудь вывинтили. Хороший жук этот Соколов. Ободрал чужой мотоцикл, как липку. Ягодкин смахнул пот со лба:
— Повозиться надо, а времени нет… В моторе, вижу, ты не петришь. А водить-то умеешь?
Я слышал, что кто ездил на велосипеде, тот не упадет и с мотоцикла. На велосипеде я ездил. И неплохо. Сумею и на мотоцикле. На всякий случай, я сказал:
— Как же, гонял…
Ягодкин взглянул на меня, невесело улыбнулся. Глаза у него были немного грустные. Может, опять про сына вспомнил. Вез мотоцикл сыну, а вот достался мне. Я понимал состояние Ягодкина, но глупая улыбка все шире расползалась на моем довольном лице. Это теперь мой мотоцикл. Собственный. Он будет трещать как пулемет, выпускать из выхлопной трубы синеватый пахучий дымок. Машина помчит меня по любым дорогам и тропинкам хоть на край света. И ветер будет свистеть в уши, и кусты будут мелькать по сторонам. Алла увидит меня на мотоцикле, и глаза ее широко распахнутся. И в этих глазах — восхищение. Я остановлюсь возле Аллы, небрежно кивнув на заднее седло: «Садись, прокачу!» Она крепко обхватит меня руками, прижмется ко мне, и мы вдвоем умчимся куда глаза глядят…
К Ягодкину подошел прораб и что-то сказал ему, показав на леса.
— Дотащишь? — спросил инженер.
— Запросто, — ответил я. — На руках.
— До весны не садись за руль, — предупредил Ягодкин. — Шею свернешь. И приведи машину в порядок.
— А как же, — сказал я. — Будет бегать, как новенькая. Ягодкин ушел. Вместе с прорабом. У них свои дела. Я смотрел инженеру вслед и все еще не верил, что мотоцикл принадлежит мне. Вот сейчас Ягодкин обернется и скажет, что пошутил. Но инженер не обернулся и ничего больше не сказал. Он уже забыл про мотоцикл. Он спешил на леса. Там что-нибудь заело. Ко мне подошел завскладом.
— Много отдал? — спросил он, гнусно подмигнув.
— Чего отдал? — не понял я.
— Не крути вола, — сказал Соколов. — Сколько, говорю, монет отдал за эту халабуду?
— Ни одной, — ответил я.
— Не крути вола… Я же по-хорошему.
— Подарил, — сказал я.
Соколов раскрыл рот и уставился на меня. Глаза у него были пустые, невыразительные. Наверное, поэтому ему всякий раз, когда нужно удивляться, приходится рот раскрывать.
— Даром? — почему-то шепотом спросил он, захлопнув свою коробку.
— Чтоб мне провалиться, — сказал я.
Соколов обошел мотоцикл вокруг, положил руку на руль.
— Тысчонки три стоит, — сказал он. — А то и побольше… На кого нарвешься. Ты ему родственник? Племяш?
— Знакомый, — сказал я.
— Шутишь, — заулыбался завскладом. — Племяш. У вас носы в аккурат одинаковы.
Мне надоело смотреть на его завистливую рожу. Я вытащил ключ из фары и положил в карман.
— Отойди-ка, дядя, — сказал я. — Покачу помаленьку.
— Кто же даром такие вещи отдает? — заволновался Соколов. — Ты мне, понимаешь, не заливай!
— Зацеплю, — сказал я, сдвигая мотоцикл с места.
Машина была тяжелая. Масло в ступицах загустело, и колеса с трудом проворачивались. Но мне не терпелось поскорее вывести мотоцикл с территории склада. Соколов шел рядом с таким видом, будто увозили его собственный мотоцикл. Он совсем расстроился, узнав, что я не племяш Ягодкина, хотя у нас и носы в аккурат одинаковые.
— Какое три… — бубнил он. — Все четыре дадут. Только вывези на барахолку.
— Не повезу, — сказал я. — Сам буду ездить.
Завскладом выбежал вперед и, расставив руки, загородил дорогу.
— Права есть? — спросил он.
— А ты кто, милиционер? — стал злиться я. — Отойди, зацеплю…
Соколов отскочил в сторону, потому что я двинул мотоцикл прямо на него. Выбравшись на улицу, я облегченно вздохнул. Но тут снова подскочил Соколов.
— Даром я тебе новые свечи дал? — сказал он. — Гони валюту!
— Сколько?
Соколов нахмурил лоб, прикидывая, сколько содрать с меня. И прикинул!
— Сотенную, — сказал он.
На улице мне было гораздо проще разговаривать с ним. На улице Соколов был для меня обыкновенным прохожим, а не завскладом.
— Управляющий где тут у вас! — спросил я, прислоняя мотоцикл к стене дома.
— Давай полсотни — и езжай себе…
Дал бы я ему эту несчастную полсотню, но у меня, как назло, денег с собой не было, а потом очень уж противная личность был этот Соколов. Жулик насквозь, и даже глубже. Это он свечи вывинтил из цилиндров и загнал шоферам. И насос хотел загнать.
— Пойдем в контору, — решительно сказал я. — Там рассчитаемся… По закону.