— Такой ты мне больше нравишься, — прошептала она и поцеловала в губы.
— Признаться, она мне давно надоела, — сказал Артём. — И потом я поклялся, как только женюсь на тебе — к чертям собачьим бороду!
— Я знаю, почему ты так решил: испугался, что я буду тебя таскать за неё.
— Ты, как всегда, угадала, — улыбнулся он. — А теперь давай присядем перед дальней дорогой.
— Почему дальней?
— У нас впереди дорога длиной в целую жизнь, — философски заметил Артём.
— В таком случае сядем, — улыбнулась Таня.
Выйдя из дома, они перешли на противоположную сторону и поднялись на крыльцо поселкового. Дорога длиною в целую жизнь начиналась отсюда. В коридоре Таня шепнула:
— Пришли людей смешить…
— Меня теперь не узнают, — сказал Артём. — Все подумают, что ты привезла себе такого красивого мужа с Урала.
В поселковом никто даже не улыбнулся, увидев их. Секретарь Нина Романовна сидела за письменным столом и что — то писала. Настенька — кассир и курьер по совместительству — бойко щелкала на счетах. За её худенькой спиной громоздился облупленный несгораемый шкаф. В комнате ещё были несколько посетителей.
— Мы хотели бы оформить законный брак, — обратился Артём к Нине Романовне.
Секретарь поселкового Совета положила ручку и посмотрела на них. Отсутствие бороды у Артёма её ничуть не удивило. Настенька же, взглянув на него, тихонько хихикнула.
— Надо Кирилла Евграфовича позвать… — Нина Романовна обернулась к Настеньке: — Сбегай в лесничество. Он туда пошёл. — И, снова повернувшись к ним, пояснила: — У него печать.
Достав из сейфа радужные гербовые бланки, положила на стол, обмакнула перо в пузырёк с тушью и вдруг отложила в сторону.
— Вы должны сначала подать заявление, — сказала она.
— Пожалуйста, — Артём выложил заранее написанное заявление.
Нина Романовна повертела бумагу в руках и положила в папку.
— Придёте через две недели, — сказала она.
— Это почему же так? — удивился Артём.
Есть такое положение… — стала объяснять Нина Романовна. — По старому закону нужно было ждать всего три дня, а теперь…
— Зачем ждать — то? — спросил Артём.
— Мало ли что? Иногда молодые вдруг передумают… Такое ответственное дело…
— Мы не передумаем, — сказал Артём.
— И потом, где ваш свидетель?
— Вот он, — кивнул Артём на причмокивающий свёрток. — Правда, наш главный свидетель говорить ещё не умеет…
Все заулыбались. Нина Романовна явно была растеряна.
— Ему нужно выписать свидетельство о рождении, — продолжал Артём. — Человеку скоро месяц, а он без роду — имени…
— Сначала люди вступают в законный брак, а потом регистрируют ребёнка. А у вас…
— Мы, видите ли, подумали: зачем вас лишний раз беспокоить? — перебил Артём. — Решили все сразу оформить: и брак и ребёнка.
Нина Романовна с надеждой посмотрела на дверь и опустила голову, раздумывая, что делать.
— Я даже не знаю, как тут быть… — сказала она.
— Человек вон бороду сбрил по такому случаю, — заметил один из посетителей.
Таня потянула Артёма за рукав:
— Пойдём…
— Если вы нас сейчас же не зарегистрируете, — в шутку пригрозил Артём, — пойдём в церковь венчаться! А ребёнка окрестим…
— Эт — ты, родимый, верно надумал, — подала голос маленькая старушка в шубейке. — Нечего ребёнку нехристем расти. У нас в Кудрявцеве церковь действует и батюшка там хороший такой, уважительный… Не гляди что молодой, а дело святое досконально знает.
— А ты уж и крёстной согласна, Кузьминична? — раздался за спиной знакомый голос. — А чем я хуже попа? Нина Романовна, доставай бумаги!
— По положению… — начала было секретарь, но Кирилл Евграфович перебил:
— Какое тут положение? Татьяна уже родила. Поздравляю вас с сыном!
Нина Романовна снова обмакнула перо.
— Что сначала оформлять: рождение или брак?
— Раз они сперва соорудили ребятёнка, а потом надумали жениться, значит, оформляй рождение…
Когда все было закончено, председатель подышал на большую красивую печать и смачно пришлёпнул к гербовым бумагам.
— Сына — то, слышал, назвали в честь Андрея Иваныча? — спросил он, проводив их до калитки.
Артём кивнул.
Носков, поглядев на дом Артёма, помолодевший лет на пятьдесят, сказал:
— Я грешным делом думал — кончился тут абрамовский род… А гляди — ко, как оно вышло: наоборот! — заглянув в пакет, где сопел ребёнок, ухмыльнулся: — Нос — то толстый, как у деда… Сразу видна абрамовская порода.
— Кирилл Евграфович, приходите к нам в воскресенье, — пригласила Таня.
— На свадьбу или на именины?
— На то и другое, — сказал Артём.
— Бороду — то небось жена заставила сбрить? — полюбопытствовал Носков.
— Так мы вас ждём, — улыбнулся Артём.
— Свадьба свадьбой, а у нас завтра важное партийное собрание… так ты это… приходи.
— Я же беспартийный!
— Доверяем, значит, — сказал Носков. — В семь вечера. В поселковом.
3
Вечером пришёл Гаврилыч и принёс деревянную детскую кровать.
— Андрею Артемычу от меня, значит, — сказал он, снимая шапку. — Персональная.
Резная с завитушками кровать — качалка была сделана из берёзы. Гаврилыч достал со дна круглую отшлифованную поперечину и закрепил посередине в гнёзда.
— Игрушки — побрякушки можно привешивать, — пояснил он и толкнул кровать. Она легко и плавно закачалась, будто маятник.
Артём и Таня не знали, как благодарить плотника. Уже сколько ночей они спали втроём на широкой дубовой кровати. Малыш часто просыпался, и Тане приходилось вставать, брать его на руки и, покачивая, ходить по комнате. Иногда это делал Артём. Ни в сельпо, ни в «железке» детских кроватей не было. И Артём собирался ехать за кроватью в Вышний Волочек или Бологое.
— Когда ты успел? — подивился Артём, разглядывая искусно вырезанные боковины, спинки, гнутые ножки.
Гаврилыч почесал нос, ухмыльнулся:
— Как Татьянка — то уехала, я и начал помаленьку строгать… Думаю, назад воротится, так с ребёнком. Ну а как было для правнука Андрей Иваныча не постараться?
— Ты знал, что у нас будет ребёнок? — поразился Артём.
— Так ить это дело нехитрое.
— А мне ведь ни слова об этом! — упрекнул Артём.
— Не люблю я совать нос в чужие дела, — сказал Гаврилыч. — Вы и без меня, слава богу, разобрались.
— Дядя Вася, раздевайтесь — ужинать будем, — предложила Таня.
— На дежурство мне, — сказал Гаврилыч и вытащил из кармана большие карманные часы на толстой цепочке. Щелкнув крышкой, отнёс их подальше от глаз и долго с удовольствием смотрел на белый циферблат. — Через семь с половиной минут заступать…
— Не спешат? — улыбнулся Артём.
Гаврилыч защёлкнул крышку и постучал по ней коричневым прокуренным ногтем.
— Тютелька в тютельку шлепают… С дарственной надписью самого министра всех железных дорог. Рази дарёные часы могут спешить аль отставать? Позорить самого министра?
— С такими ценными часами на службу ходишь, — пошутил Артём. — Пускай воры магазин не тронут, а на часы могут позариться…
— Эти часы ни один вор не возьмёт, — ответил Гаврилыч. — На них моя фамилия алмазом нацарапана.
Видя, что плотник поднялся с табуретки, Артём сказал:
— Я не возьму кровать, пока ты не скажешь, сколько я должен.
— За что? — удивился тот.
— Как за что? За кровать, понятно.
Гаврилыч с сердцем нахлобучил шапку и, косолапя, пошёл к двери. У порога обернулся и буркнул:
— С бородой — то ты вроде бы поумней был… — И вышел, хлопнув дверью.
Таня посмотрела на мужа и укоризненно покачала головой:
— Он ведь от чистого сердца, а ты с деньгами!
Артём и сам понял, что допустил оплошность. Схватил с вешалки куртку, выскочил в сени. Гаврилыча он догнал у калитки.
— Забыл тебе сказать, Василий Гаврилович, в воскресенье у нас свадьба и рождение сына. Придёшь?