Когда начался следующий танец, Артём решительно подошёл к ним и по всем правилам пригласил Таню. Она ещё не успела и рта раскрыть, как её кавалер самоуверенно заявил:
— Она не пойдёт. — И положил ей руку на плечо. Таня вспыхнула и ледяным голосом произнесла:
— Убери руку.
Помедлив, парень нехотя убрал.
— И никогда больше не отвечай за меня, — сказала Таня и пошла танцевать с Артёмом.
Глядя ей в глаза, Артём позабыл про парня и очень огорчился, когда танец кончился. И тут же к ним подошёл парень с бачками.
— Приглашаю тебя на следующий танец, — небрежно сказал он.
— Я не хочу танцевать, — ответила девушка.
И пока молодой человек, не ожидавший такого поворота, соображал, как ему следует поступить, Артём предложил ей прогуляться. Таня кивнула, и он, взяв её под руку, осторожно повёл к выходу, а парень с бачками стоял посередине площадки и провожал их угрюмым взглядом.
В домах свет давно потушен. Здесь рано ложатся спать. Они шли по улице мимо притихших, спрятавшихся в тени деревьев и кустов домов, и кошки с горящими глазами бесшумно перебегали дорогу.
— Дурная примета, — сказала Таня. — Нужно остановиться и три раза плюнуть через плечо.
— Я давно вас не видел, — сказал Артём. — Где вы пропадали?
Она ответила, что ездила в Москву поступать в педагогический институт. Документы приняли, экзамены сдавать через два месяца. Нужно готовиться, а погода стоит такая, что невозможно усидеть за книжкой. Вчера она нашла на берегу Березайки чудесное место, где никого не бывает. Там можно загорать и заниматься.
— Покажите мне это место, — попросил Артём.
— Нет, — сказала она. — Вы будете мне мешать.
У Тани твёрдый характер. Она всегда говорила конкретно и определённо, не заботясь, какое это производит впечатление. Врождённое кокетство, так свойственное большинству женщин, полностью отсутствовало у Тани. Взгляд у неё был открытый, прямой. И несмотря на все это, она была очень женственна. Стоило ей улыбнуться или поднять руку и поправить волосы, как забывалось то несколько странное впечатление, которое оставляла её манера разговаривать.
— Я вам привёз, что вы просили, — сказал Артём. Она удивлённо взглянула на него:
— Я у вас ничего не просила.
— Хотите, покажу?
— Я действительно ничего не просила, — повторила она.
Они повернули и скоро оказались у калитки, которая вела к разобранному дому Артёма. Таня остановилась у забора, а он подошёл к машине, достал из багажника две небольшие картины в рамках из бука.
Им пришлось снова подойти к танцплощадке, чтобы Таня смогла рассмотреть картины.
— Аничков мост… Исаакий! Это мне?
Артём улыбнулся и кивнул. За несколько дней до отъезда он написал для неё эти картины.
В глазах её — радость. Она совсем по — детски прижала картины к себе, словно боялась, что их отнимут. Лицо её преобразилось, стало удивительно красивым. Вот такой Артём хотел бы её нарисовать. Он пробовал по памяти — набросал с десяток эскизов, — но ничего не получалось.
— Вы, оказывается, хороший художник, — сказала она.
— Я очень хотел бы написать ваш портрет.
Она сразу перестала улыбаться, лицо её стало задумчивым.
— Меня никогда не рисовали, — сказала она. — Нужно сидеть и позировать?
— Как же я иначе буду работать? Мы будем разговаривать.
— Я уже давно заметила, когда люди смотрятся в зеркало или в объектив фотоаппарата, у них глупые лица, — сказала она. — Я не хочу позировать.
— Холст на мольберте — это же не зеркало и не объектив…
— Не обижайтесь, ладно? — сказала она.
Он проводил её до дома. Они ещё сидели на низенькой лавочке под окном, когда погасли огни на танцплощадке. Послышались голоса, смех. Мимо прошли парни и девушки. Как раз напротив них кто — то противным голосом затянул частушку. Конец её потонул в общем хохоте.